Многие из них не только не изучали историю античной драмы и сопромат, как 
Королев в одесской школе, но еще два года назад попросту не умели читать. Это 
были рабочие и крестьяне – вчерашние солдаты, пришедшие на студенческую скамью 
из огня гражданской войны. Теперь в КПИ были и «профессиональные» студенты в 
изношенных форменных тужурках, в пенсне, ироничные, надменные и безмерно 
ленивые; и вчерашние рабфаковцы, здоровые, угловатые, очень еще темные, но 
мертвой хваткой вцепившиеся в книги, с неистребимой, нет, не любовью, а 
страстью к знаниям; и разные «командированные» по профсоюзным разверсткам, 
среди которых были и желторотые юнцы, и неплохие, уже сложившиеся специалисты – 
мотористы, механики, путейцы, люди с рабочим опытом, с солидным стажем. Были и 
молоденькие сыновья нэпманов с замашками купчиков – маленькая стайка легоньких, 
напомаженных бриллиантином, сытых молодых людей. Но при всем этом социальном 
разнообразии, таких, как Сергей Королев, со школьной скамьи сразу шагнувших в 
высшую школу, было тогда меньшинство. То, что стало нормой через пять—десять 
лет, в те годы считалось исключением. Не видя вокруг одногодков, понимая, что 
вряд ли отыщутся здесь такие ребята, как Валя Божко, как Жорка Калашников, 
Сергей не то чтобы приуныл, а как-то притих. Обида на Торговой лестнице быстро 
забылась. Он написал Ляле длинное подробное письмо и теперь с нетерпением ждал 
ответа – каждое утро, засунув руку в почтовый ящик, ощупывал его изнутри, ему 
все казалось, что письмо как-то там зацепилось, воткнулось в какую-то щелку и 
не вываливается.

Человек необщительный, он в первые киевские недели вовсе замкнулся, бродил в 
одиночестве по просторному и еще пустынному зданию, заглядывал в аудитории и 
кабинеты, присматривался, обвыкал. Однако Королев не был бы Королевым, если бы 
процесс этого одинокого обвыкания затянулся. Перезаряженный энергией, он жаждал 
творческого контакта, чтобы отдать делу свою энергию.

В ту осень в КПИ была организована небольшая, но весьма любопытная авиационная 
выставка, сразу заинтересовавшая Королева. Разглядывая экспонаты, он вспоминал 
слова отчима об авиационных традициях и убеждался, что Гри был прав.

Оказалось, что первый воздухоплавательный кружок организовался в КПИ, когда 
Королев только родился, – в 1906 году. Его вице-президентом был тогда студент 
КПИ Викториан Флорианович Бобров, который к 1924 году стал ректором института. 
В 1909 году профессор КПИ Николай Борисович Делоне, один из талантливых 
учеников Жуковского, действительно сконструировал с сыновьями балансирный 
планер – биплан. Он даже выпустил тоненькую книжку «Как построить дешевый и 
легкий планер и научиться летать на нем». Делоне был заворожен публичной 
лекцией Николая Егоровича Жуковского, который приехал в Киев осенью 1908 года. 
Уже полетел самолетик Райт – все только и говорили об отважных братьях, и 
народу на лекции Жуковского было столько, что в проходах стояли. Лекция 
прерывалась сухим треском синематографического аппарата, и на белый экран 
выплывал дирижабль графа Цеппелина, подрагивая, выбегали аэропланы Блерио и 
Фармана. Были показаны соревнования аэронавтов в Бордо, полет Вильбура Райта, 
парижский воздухоплавательный парк и другие чудеса. Делоне с сыновьями был не 
единственным, кого увлекли идеи его учителя. Примерно в те годы строил свои 
самолеты и Александр Сергеевич Кудашев, «исправляющий должность», как говорили 
тогда, экстраординарного профессора КПИ по кафедре устойчивости сооружений. Им 
было создано четыре самолета довольно удачной конструкции с двигателями 
мощностью 25-50 лошадиных сил. От учителей увлечение воздухоплаванием перешло к 
ученикам. Собирались группами, вместе конструировали, вместе строили. На 
покупку моторов и материалов требовались довольно значительные суммы, и, 
наверное, студентам-авиаторам пришлось бы очень туго, если бы среди энтузиастов 
не оказалось Федора Былинкина и Игоря Сикорского. Первый был сыном богатого 
купца, второй – известного киевского профессора-психиатра. Они и раздобыли 
деньги, организовали на Куреневке специальную мастерскую. Мастерская вскоре 
окрепла настолько, что даже принимала заказы на постройку самолетов. Былинкин 
строил самолеты по схеме братьев Райт, а Сикорский, рано угадав свою будущую 
славу знаменитого конструктора вертолетов, увлекся постройкой геликоптеров, 
испытания которых прошли неудачно, поскольку машины эти не имели механизма 
перекоса и органов управления. Бесспорно талантливым конструктором был и третий 
студент КПИ Василий Иордан, у которого не было богатого папы, но была 
изобретательная голова и умелые руки. Былинкин и Сикорский построили несколько 
самолетов собственной конструкции и два самолета БИС (Былинкин, Иордан, 
Сикорский) – плод совместного труда молодых авиаторов.

Воздухоплавание быстро входило в Киеве в моду. Материальная поддержка авиаторов 
состоятельными людьми стала признаком хорошего тона, прогрессивных взглядов и 
деловой смелости. Желая идти «в ногу с эпохой», богатый сахарозаводчик Карпека 
с гимназических лет поощрял авиационные увлечения своего сына Александра, 
который построил еще три самолета. Стремясь и здесь не отстать от своего 
конкурента, самолеты строил и другой сахарозаводчик-миллионер – Терещенко. Чего 
здесь было больше: искреннего увлечения, ревнивого честолюбия или деловой 
дальновидности, сказать трудно, но киевский «авиационный бум» 1909-1911 годов 
все равно с технической точки зрения был явлением наверняка прогрессивным и 
позволяет говорить о киевской школе авиационных конструкторов. «Этот творческий 
путь от первых полетов в 1910 году, – писал известный советский историк авиации 
Шавров, – привел киевских конструкторов через года к созданию невиданных в то 
время самолетов-гигантов „Русский витязь“ и „Илья Муромец“.