величайшим озорником и насмешником над людьми, не сделавшими ему ничего плохого,
 лечил и поддерживал многих несчастных четвероногих, тогда как двуногие, 
подобные ему самому, его опасались. Одному, который спросил, отчего у Зороастро,
 страдавшего от рождения косоглазием, или страбизмом, глаза смотрят в разные 
стороны, тот отвечал, что, мол, из любопытства и отвращения, которые велят 
правому глазу наблюдать за таким дураком бестолковым, тогда как другой от него 
отворачивается, чтобы не видеть. Этот страбизм считался в те времена вещью 
опасной и для многих свидетельствовал, как леворукость, о сношениях с нечистой 
силой. Из-за того что ремесло ювелира, какому Томмазо обучался без большого 
старания, не приносило ему дохода, и, если не удавалось кого-нибудь обмануть и 
раздобыть деньги, он веселился в остериях за счет римской казны, как говорят в 
Тоскане, то есть в долг, и находились простаки, ему доверявшие. Зороастро 
выдавал себя за внебрачного сына Бернардо Руччелаи, знаменитого и влиятельного 
человека, близкого к Медичи и их родственника, и желал бы прославиться в 
качестве гадателя-некроманта. Отсюда его прозвище: настоящий Зороастро жил в 
Мидии за пять тысяч лет до Троянской войны и назывался верховным жрецом и магом 
огнепоклонников, приносящих жертвы растениями, поскольку убийство животного 
считалось у них грехом.

Томмазо не надевал кожаной обуви, сделанного из овечьей шерсти сукна, и 
запрещал себе пользоваться волосяными петлями. Однако же в сумке, с которой он 
редко когда расставался, хранились вещи, мало отвечающие облику такого ханжи: 
завернутый в сырую тряпку глаз рыси – чтобы излечивать чирьи; фаланги пальцев 
младенца, умершего накануне духова дня; добытый у палача кусок веревки; волчьи 
и лошадиные зубы; бычий пузырь в другое, пригодное, чтобы обманывать доверчивых 
людей в этом городе, где каждый считает себя хитрей остальных.




47


Поистине живопись – наука и законная дочь природы, ибо она рождена природой; но,
 чтобы выразиться правильней, мы скажем: внучка природы, так как все видимые 
вещи были порождены природой, и от этих вещей родилась живопись. Поэтому мы 
справедливо будем ее называть внучкой природы и родственницей бога.

Жабам, которых Леонардо держал в помещениях, предоставленных ему Вероккио для 
жилья и работы, он придумывал различные прозвища, и Пьеро, однажды посетив сына,
 был удивлен, что такое тупое создание откликается на голос человека. Пьеро 
принес доску из фигового дерева в виде круглого щита: один крестьянин из Винчи, 
помогавший нотариусу при рыбной ловле, попросил, чтобы этот щит ему расписали 
во Флоренции, а он, дескать, хорошо заплатит. Леонардо с охотою согласился, как 
если бы не имел другого дела, кроме как исполнять подобные дурацкие просьбы.

«Он выпрямил этот щит па огне, – пишет Вазари, – и, отдав токарю, из 
покоробленного и неказистого сделал гладким и ровным, а затем, пролевкасивши, 
по-своему обработал и стал раздумывать, что бы на нем написать такое, что 
должно было бы напугать каждого, кто на него натолкнется, произведя то же 
впечатление, которое некогда производила голова Медузы. И вот для этой цели 
Леонардо напустил в одну из комнат, в которую никто, кроме него, не входил, 
разных ящериц, сверчков, змей, бабочек, кузнечиков, нетопырей и другие странные 
виды подобных же тварей, и, сочетая их части по-разному, он создал чудовище 
весьма отвратительное и страшное, которое воспламеняло и отравляло своим 
дыханием воздух».

Последнее можно понимать как сказано, поскольку в помещении стоял невыносимый 
смрад, чего Леонардо не замечал из-за великой любви к искусству.

«Закончив это произведение, Леонардо сообщил отцу, что тот может прислать за 
щитом. Когда же сер Пьеро пошел к нему и постучался в дверь, Леонардо отворил, 
но попросил обождать и, вернувшись в комнату, поставил щит на аналой на свету, 
но приспособил окно так, чтобы оно давало приглушенное освещение. Сер Пьеро, 
когда вошел в комнату, при первом взгляде на эту живопись содрогнулся и в 
страхе попятился. Тогда Леонардо с видом удовлетворения сказал: „Это 
произведение хорошо служит тому, ради чего оно сделано; так возьмите же отдайте 
просителю, чтобы тот убедился, каково действие, которое оказывает произведение 
искусства“.

Отдавши заказчику купленную у лавочника за самую низкую цену такую же доску, но 
с изображением сердца, пронзенного стрелой, сер Пьеро продал щит с изумительной 
росписью Леонардо, знаменитый впоследствии Ротелло ди фико, каким-то купцам за 
сто дукатов, а те, взявши против этого втрое, перепродали произведение 
миланскому Галеаццо Марии, который сам был чудовищем и все ужасное к нему 
приставало, и, где бы он ни находился в гостях, там происходили несчастья и 
всевозможные неприятности. Так, в его приезд во Флоренцию из-за иллюминации 
загорелась и была сильно повреждена церковь св. Духа, или Сан Спирито.

Когда Галеаццо Мария показывался гражданам Флоренции, его сопровождала