ему преподавали оба нотариуса – дед и отец. Обладая развитым слухом и 
достаточной практикой, Франческо правильно и точно устанавливал места, где 
резать отверстия, на которых играющий музыкант держит пальцы, поднимая их 
поочередно или, добиваясь согласного одновременного звучания, парами. Что 
касается охотничьих луков из можжевельника, Франческо умел определить дальность 
выстрела, прислушиваясь к дрожанию тетивы, и, когда затем проверял это шагами, 
если угадывал, торжествовал.

В последнюю неделю апреля и первую мая неразлучные родственники ходили далеко в 
луга собирать яйца чибисов. Ловко отыскивая спрятанные в траве гнезда, 
Франческо в своем увлечении разгибался лишь изредка, в то время как Леонардо, 
задравши голову, больше наблюдал за птицами, которые с криком носились над 
похитителями. Дядя однажды спросил племянника, не различает ли тот в их крике 
некоторые попятные ему слова и даже целиком предложения. Когда Леонардо стал 
прислушиваться, Франческо ему подсказал: не спрашивают ли, мол, птицы, кто они, 
зачем приходили и что им здесь нужно? «Да, именно это я слышу», – отвечал 
Леонардо. В следующее их путешествие Франческо спросил: «Не кажется ли тебе, 
что птицы кричат: пошли вон, негодяи!» Племянник ответил, что не только ему 
кажется, но что он отчетливо разбирает именно эти слова. И каждый раз они 
соревновались в изобретательности, придумывая значения птичьему крику и затем 
удивляясь, отчего и каким образом изменяется смысл, если звучание не изменяется.


Когда в деревне колют свиней, – а в городке Винчи обычаи вполне деревенские, – 
мальчишки, охотно интересуясь вещами отвратительными и ужасными, собираются 
близко, стараясь ничего не упустить, и отвечают беспрерывному визгу животного 
всевозможными издевательскими возгласами. В Тоскане убивают свиней зверским и 
безжалостным способом: животное опрокидывают спиной на широкую доску и крепко 
привязывают – уже тогда одного его крику достаточно, чтобы испугаться и убежать.
 После этого в сердце загоняют бурав, каким пользуются, просверливая винные 
бочки; поначалу его рукоятка покачивается, так как сердце продолжает 
сокращаться, но постепенно размах становится короче, и, когда маятник 
останавливается, это означает наступление смерти. Тут люди, теснящиеся вокруг, 
со свистом и улюлюканием набрасываются на мертвеца, чтобы его ободрать и 
разделать. Разрезав брюхо во всю длину, они отделяют легкие, погруженные в 
пузырчатый мешок, печень, и сердце, и кишки, обернутые слоистой материей жира. 
Со смехом и всевозможными дурацкими шутками, напиваясь вином и поедая сырую 
печень и другие части, считающиеся лакомством, эта шайка убийц и мучителей 
производит свою анатомию.

Приходский священник отец Виктор, любопытный, как уж, и проницательный, сказал 
бабке Лючии:

– Твой внук, если его определить к духовному званию, станет выдающимся 
проповедником, поскольку его язык превосходно подвешен. Кроме того, мальчику 
свойственно редкостное и изумительное сострадание, необходимое, чтобы управлять 
прихожанами и называться их пастырем. Тогда как другие дети, подобные 
безжалостным разбойникам, смеются, наблюдая варварское мучительство, учиняемое 
без необходимости, этот смотрит внимательно и серьезно, будто желая вызнать 
важную вещь, прежде ему неизвестную. Черты его лица искажаются от сильной 
душевной боли, словно бы инструмент, которым закалывают свинью по нашему обычаю,
 проникает в его сердце.




35


Разве ты не видишь, что среди человеческих красот красивейшее лицо 
останавливает проходящих, а не богатые уборы? И это я говорю тебе, который 
украшает свои фигуры золотом или другими богатыми узорами. Не видишь ли ты, что 
сияющие красоты юности уменьшаются в своем совершенстве от чрезмерных, слишком 
изысканных украшений, не видал ли ты, как горские женщины, закутанные в 
безыскусственные и бедные одежды, приобретают большую красоту, чем те, которые 
украшены?

Вследствие необходимой при составлении бумаг быстроты письма почерк нотариуса 
не может отличаться изяществом, хотя сер Пьеро иной раз украшал буквы 
завитушками и всевозможными росчерками. Также и буквы, которые выводил Леонардо,
 поначалу изобиловали завитушками, подобными локонам младенца, но получались 
настолько красивыми и так быстро он овладел приемами опытных писарей, что Пьеро 
скоро перестал приговаривать, что, дескать, левой рукой, какою писал его ученик,
 водит сатана или нечистая сила.

Будучи достаточно образован, Пьеро обучил сына счету – в пределах, 
установленных жизненной практикой, беглому чтению и письму на вольгаре, 
общепринятом тосканском наречии, которым пользовались нотариусы в юридических 
актах, оставляя латынь для отдельных украшающих текст выражений. Такое 
небрежное отношение к языку своих предков отчасти отразилось в преподавании