тяжелого тела:

«Свойственное легкому противоположно тяжелому; поскольку человек есть смешение 
противоположного, то когда поднимается вверх, обременяется земным естеством, 
если же вниз стремится, насилие творит огненному естеству, низвлекая его против 
природы. И во всех других вещах, как в человеке, развлечение стихий по 
противоположности свойств составляет причину разрушения и падения».

После подобных уроков Леонардо как бы обременялся большею тяжестью и его ноги 
прочнее прикреплялись к земле: люди тогда были так впечатлительны, что, не имея 
другого лекарства, выздоравливали от уговоров. Отсюда можно заключить, 
насколько запоминались и действовали некоторые моральные суждения о жизни с ее 
перипетиями и о несчастии смерти. Сер Антонио однажды прочитал из Гонория.[24 - 
Гонорий (IV в.) – основатель монастыря, сделавшегося знаменитой школой 
христианской теологии.]

«Как если бы кто, путешествуя в темной галерее, внезапно глянул в окно и, 
смущенный, тотчас отошел, так и человек, родившись, скоро умирает».

К счастью для человеческого рода, находятся люди, которые в этом усматривают не 
повод к унынию или безделью и приготовлениям к смерти, но причину для 
торопливости: чтобы за краткое мгновение жизни ничего существенного не упустить.





34


У взрослого мужчины от плечевого сустава до локтя и от локтя до конца большого 
пальца, и от одной плечевой кости до другой две головы на такое большое 
расстояние, а у ребенка только одна, ибо природа сооружает просторный дом для 
интеллекта раньше, чем для жизненных духов.

Леонардо впоследствии указывал, что если зачатие происходит при взаимной любви 
и желании родителей, потомство бывает выдающегося ума, живости и духовности. 
Надо думать, Катерина из Анкиано, крестьянка, и Пьеро из соседнего Винчи, 
нотариус, любили друг друга, поскольку известно, какое получилось дитя, 
родившееся 15 апреля 1452 года в третьем часу ночи. При крещении мальчика, 
которое состоялось в присутствии деда Антонио, также нотариуса, бабки Лючии, 
родственников и еще других близких, родительницы, однако, не оказалось: она и 
Пьеро не были венчаны, и Катерина малое время спустя вышла замуж за некоего 
Аккатабрига, что значит Спорщик, арендовавшего в Анкиано кирпичный завод. 
Причина такого поворота событий в точности неизвестна, только Аккатабрига долго 
еще поносил проклятых нотариусов за их коварство и спесь. Надо заметить, что 
люди здесь неуживчивые и буйные и склонны к преувеличениям; если же они 
называются горцами, то и в этом есть преувеличение: воображение разыгрывается 
быстрее, нежели возрастает высота.

Вместе с жителями окрестных селений уроженцы Винчи бахвалятся, выводя название 
городка от итальянского vincere – побеждать, хотя если бы наиболее кичливые не 
были настолько невежественны, они бы увидели, что vinci есть инфинитив 
страдательного залога латинского vinco и означает «быть побеждаемым»: название 
дано городку флорентийцами после победы над Луккой в 1361 году, когда последняя 
уступила им эту местность. Со стороны Флоренции в то время действовал кондотьер 
Джованни Акуто, затем получивший от Республики привилегии и доходы в 
окрестностях Винчи. А кондотьер, иначе говоря, чистый разбойник Джованни Акуто 
– это не кто другой, как Джон Хоквуд, явившийся из Британии с четырьмя тысячами 
англичан для несения военной службы. Так вот, из-за своего фанфаронства 
родственники Катерины придумали, будто бы происходят от тех англичан или от их 
предводителя, отсюда и слух о ее благородстве. Впрочем, окажись земляки 
Катерины не настолько кичливыми, всевозможные мнения и догадки о происхождении 
Мастера все же впоследствии возникли бы, поскольку громадному дарованию – как и 
богатству и власти – люди склонны отыскивать оправдание законности хотя бы в 
благородстве происхождения.

Поначалу совершенно подобный сверстникам, мальчик, когда вышел из возраста, 
называемого древними неизреченным, стал отличаться от других, и его миловидное 
лицо отчасти подурнело от выразительности, причиной которой является рано 
развившаяся способность суждения; улыбка стала насмешливой, а взгляд 
пристальным и неприятным для собеседника, как если бы тот лукавил или 
приукрашивал или еще каким-нибудь образом лгал, и это раскрылось. Большую часть 
свободного времени – а его в деревне бывает достаточно – Леонардо проводил с 
дядей Франческо, семнадцатью годами старшим племянника. Хотя этого беззаботного 
человека сер Антонио называл своим неудавшимся произведением, Франческо умел 
изготовить из ветвей можжевельника крепкие, далеко стрелявшие луки, а из полых 
стволов тростника или болиголова вырезывал дуделки, хорошо известные 
деревенским; и ведь то и другое не оставалось пустым развлечением, но сыграло 
необходимую роль в образовании чудесного мальчика даже сравнительно с тем, что