|
случае неподвижною осью вращения удобно представить зреющую, полнясь пластами
глины, зачерненной углем и для вязкости смешанной с навозом и волосом, фигуру
Коня.
30
Джакомо поселился со мной в день Магдалины, в 1490 году, в возрасте десяти лет.
На второй день я заказал ему четыре рубашки, пару штанов и плащ. Когда я
положил рядом с собой деньги, чтобы заплатить за все эти вещи, он украл их у
меня из кошелька. И я так и не заставил его признаться, хотя совершенно в этом
уверен.
Негодяя привел его отец, сапожник из Монца, надеявшийся, что при обучении дурь
выйдет сама собой. Имея в виду миловидность Джакомо, выяснившуюся, когда его
отмыли от грязи и нарядили в красивую одежду, а с другой стороны – наклонность
к воровству, исключительное упрямство и хитрость, можно подумать, что в нем
сочетаются две природы: ангельская и сатанинская. Может, поэтому Леонардо дал
ему прозвище, воспользовавшись одним из имен Сатаны, приведенным в поэме Луиджи
Пульчи «Великий Морганте», излюбленном чтении Мастера, а именно Салаи, откуда
уменьшительное Салаино.
7 сентября украл пряжку стоимостью 22 сольди у Марко, живущего у меня. Пряжка
эта была серебряной, и украл он ее из моего кабинета. После того как Марко
долго искал ее, она была найдена в сундуке названного Джакомо.
Марко д'Оджоне тогда едва не убил похитителя и впоследствии сожалел, что этого
не сделал, поскольку в конце концов Салаино вынудил его покинуть мастерскую
раньше, чем Марко намеревался. Поскольку же с этим Джакомо при его качествах
Мастер не желал расставаться, Марко, наслышавшийся платонических разговоров и
таким образом отчасти образовавшийся, высказывался в том смысле, что, дескать,
подобное стремится к подобному, имея в виду внутреннее сродство, которое
решался усматривать между величайшим живописцем Италии и этим, чтобы не
употребить бранного слова, созданием.
Когда я был в доме Галеаццо Сансеверино и подготавливал его выезд на турнир,
несколько оруженосцев разделись, чтобы примерить костюмы дикарей,
приготовленные для праздника. Джакомо подкрался, к кошельку одного из них,
лежавшему на кровати вместе с другими вещами, и взял все деньги, которые там
нашел, – 2 лиры 4 сольди. Когда я получил в подарок турецкую шкуру, чтобы
сделать из нее пару сапог, Джакомо через месяц украл ее у меня и продал за 20
сольди. И на эти деньги, как он мне сам признался, купил анисовых конфет.
Однако Леонардо продолжал таскать его за собою в дома знатных дворян и брал в
Замок. Если придворные женщины, встречая мальчишку на каком-нибудь празднике,
нарочно стискивали ему пальцами щеки или трясли за волосы, Салаино знай себе
улыбался, точно как ангел, настолько встревоживший приора отца Бартоломео; и
такой же, в виде миндалины, ворочался глаз над припухшим, как бы воспаленным
бессонницей веком.
Откуда у сына сапожника плавность в движениях, сходная с манерою Мастера? Когда
Леонардо указывал на какую-нибудь вещь локтем, кистью руки и указательным
пальцем, он как бы подражал движению шеи лебедя; при этом указательный палец
оказывался похожим на клюв, застывший на короткое мгновение, если птица
что-нибудь рассматривает. Сходным образом ангел из «Мадонны в скалах» указывает
на Иоанна. Но если в фигурах какого-нибудь живописца в самом деле видны манеры
и движения их творца, не от того ли и Леонардо в движениях полностью подчинен
контрапосту? С недавних же пор такая манера стала считаться естественной и
наиболее приличной между придворными, тогда как прежде она обнаруживалась – да
и то если заранее объяснить и, что называется, ткнуть пальцем, – разве на
портрете синьоры Чечилии Галлерани или в фигуре этого злополучного ангела.
Впрочем, портрет, находившийся известное время в спальне у Моро, после его
свадьбы убран в далекие секретные комнаты; Мадонна же с ангелом, написанная для
францисканцев капеллы св. Зачатия, из-за тяжбы с заказчиками остается в
мастерской Леонардо. Так что произведения не настолько доступны, чтобы
непосредственно от них распространялось влияние. Не избирает ли Мастер
посредником своего государя, который, если чему подражает, другие к этому
присматриваются?
Так или иначе, распределившиеся вдоль стен, когда не принимают участия в танце,
молодые люди, прежде помещавшиеся твердо на обеих ногах, теперь обнаруживают
большую свободу движений и некоторую развязную вывернутость: вертлуг бедренной
кости приподнят и тяжесть всецело опирается на одну ногу; другая нога чуть
согнута в колене и отставлена, а носок ее вытянут и вызывающим образом
покачивается. При этом грудная клетка относительно тазовой кости сместилась
примерно на четверть круга. А прислуживающий какой-нибудь знатной особе мальчик,
если, придерживая шлейф, опускается на колено, отставляет вбок зад и голову
|
|