Миланской и мои, выглядевшие необыкновенно прекрасно. Никогда до этого мне не 
приходилось видеть придворных одетыми с такой роскошью и блеском, с чем 
согласились все присутствовавшие. Русский посол воскликнул, что не мог себе 
представить что-нибудь подобное, а посол Франции объявил, что, хотя и находился 
при коронациях Его Святейшества папы и короля, по его мнению, нынешний праздник 
не имел себе равных. Действительно, люди, столпившиеся вдоль нашего пути по 
дороге в Замок, все кричали в восторге».

Проходящее время неуклонно меняет взаимную относительную ценность вещей и 
устанавливает свое равновесие. Если бы кто, живший впоследствии, оттуда, из 
будущего, невидимым пробрался в прошедшее и вместе с процессией проник в замок 
Сфорца и ему удалось бы каким бы то ни было способом раздвинуть круг наиболее 
знатных гостей, теснящихся как уличные ротозеи, он нашел бы середину отчасти 
свободною и ограниченной стульями, на которых сидят те, кому по их сану это 
положено, то есть герцог и герцогиня Миланские, регент и его супруга. Близко к 
ним находятся Сансеверино, делла Торре, Висконти – все представители наиболее 
знаменитых фамилий, выдающихся знатностью семейств; тогда как в оставшемся 
свободным пространстве оказывается некто, одетый в красное и имеющий вид и 
выражение пророчествующего.

– О города, – говорил Леонардо, – я вижу ваших граждан туго связанными крепкими 
узами по рукам и ногам людьми, которые не понимают их слов, и они могут 
облегчить страдания и утрату свободы только в слезных мольбах, вздыхая и сетуя 
про себя, что тот, кто их связал, не понимает их сетований.

Желая убедиться, что присутствующие не догадываются, о чем идет речь, Леонардо 
внимательно и пытливо обвел взглядом лица и, выждав время, смеясь, объявил, что 
имеет в виду запеленутых младенцев. Раздался вздох облегчения, и все наперебой 
стали восхищаться изяществом и остроумием выдумки. Другое пророчество или 
предсказание Леонардо украсил пантомимою. Удивительным образом изменившись в 
лице, он согнул колени и сгорбился, при этом раскинутыми в стороны руками как 
бы желая накрыть и оградить тех, кто, разинув рты, за ним наблюдает.

– Пребывала вода в своей стихии, в гордом море; но пришло ей желание подняться 
в воздух, и, подкрепившись стихией огня, вознеслась она тонким паром и казалась 
почти такой же легкостью, как воздух. Но, поднявшись в высоту, – тут Леонардо 
распрямил колени и сгорбленную нарочно спину и, сделавшись выше, как бы 
поднялся вверх вместе с водою, о которой рассказывал, – очутилась она среди 
воздуха, еще более тонкого и холодного. И вот уже малые ее крупицы, теснимые 
друг к другу, стали соединяться между собой и обретать тяжесть, и при падении 
обратилась ее гордость в унижение и бегство.

За окнами зашумело; пошел сильный дождь, и Леонардо обернулся на звук 
низвергающихся потоков воды.

– Так вот и падает она с неба. А затем выпьет ее сухая земля, и в заточении на 
долгие времена станет она отбывать наказание в грехе своем.

Распластавшаяся в тонком слитном течении снаружи окон дождевая вода придавала 
вогнутым, как донца бутылок, ячеям слабое свечение, хотя до того они были 
полностью темными, как и должно быть зимою в позднее время. В этом слабом 
свечении Леонардо как бы пытался высмотреть какую-то вещь, а, на него глядя, 
другие присутствующие также стали высматривать: опытный проповедник не только 
пронизывает души удачными словесными оборотами, но и своими движениями внушает, 
что ему необходимо. Устойчивые в высокомерии могущественные синьоры затихли, 
словно напуганное стадо, слушая вместе с Мастером дыхание холмов под дождем и 
различая движение потоков по бесчисленным сосудам Земли, подобное циркуляции 
крови.




11


Уже вино, войдя в желудок, стало кипеть и пучиться; уже душа его стала покидать 
тело; уже око обращается к небу, находит мозг и обвиняет его в раздвоении тела; 
уже начинает его грязнить и приводит в буйство наподобие сумасшедшего.

Иначе как безумным ликованием плоти невозможно назвать неистовое и безудержное 
уничтожение громадных запасов продовольствия, достаточных для прокормления 
города на протяжении длительного времени. Каждую перемену, которых вместе было 
не менее пятнадцати, сопровождали звуки фанфар, вопивших как если бы сами 
желали насытиться. Что касается разнообразия кушаний, то сначала шесть арапчат 
в тюрбанах и с огромнейшими саблями в посеребренных ножнах торжественным и 
поспешным шагом принесли выстроенные на подносах в виде высоких башен 
засахаренные фрукты. Когда подносы оказались полностью разграблены, слуги 
заставили красивые вышитые скатерти блюдами с фигами и спаржей. Потом принесли 
залитых соусом куропаток. Потом вцепившиеся в оглобли арапчата втащили в 
пиршественную залу колесницу, еще и подталкиваемую сзади слугами и поварами; на