|
соответствовала залу дивана, который я видел в Индии.
Неожиданно передо мной возникла крутая лестница, поднимающаяся от
центра вверх, - и это уже не соответствовало действительности. Наверху
виднелась маленькая дверь. Отец сказал: "Теперь я введу тебя в высочайшее
присутствие". Похоже, он произнес "highest presence". Опустившись на колени,
отец коснулся лбом пола, я с трепетом повторял его движения. По какой-то
причине я не мог коснуться лбом пола, оставалось еще несколько миллиметров.
Но я склонился вслед за отцом и в этот момент узнал (наверное, от отца), что
маленькая дверь ведет в уединенные покои, где живет Урия, доблестный воин
царя Давида, которого тот постыдно предал, домогаясь Вирсавии.
Здесь я должен кое-что пояснить. Первоначальная сцена указывает, что
какую-то мою подсознательную задачу я предоставил отцу, то есть
бессознательному. Он явно поглощен Библией (Бытием) и спешит объяснить свою
точку зрения. Рыбья чешуя на переплете Библии - некое бессознательное
содержание, поскольку рыбы бессознательны и немы. Попытка моего бедного отца
передать свои знания не удалась, так как аудитория была отчасти не способна
к пониманию, отчасти раздражительна и глупа.
После этой неудачи мы пересекли двор и вышли на "другую сторону", и там
явились полтергейсты. Подобные вещи возникают обычно вблизи подростков. А
это означало, что я еще не созрел и пока не в состоянии все осознать.
Индийские аллюзии раскрывают понятие "другой стороны". Когда я был в Индии,
стремление мандальной структуры того зала к центру поразило меня. Центр -
место, где восседал Акбар Великий, правитель полумира, подобный царю Давиду.
Но гораздо выше Давида находилась его невинная жертва, его верный слуга
Урия, тот, кого царь отдал врагам. Урия - аналог Христа, Богочеловека,
которого оставил Бог. Но Давид, кроме всего прочего, "взял себе" жену Урии.
Гораздо позже я понял, что это значило: я был принужден открыто и в ущерб
себе говорить о противоречивости ветхозаветного Бога, и моя жена была
"взята" у меня смертью.
Эти события ожидали меня, будучи спрятанными в моем подсознании. Это
судьба склоняла меня и требовала, чтоб я коснулся лбом пола, требовала
полного подчинения. Но что-то во мне восстало, что-то говорило: "Склонись,
но не до конца". Что-то во мне не повиновалось судьбе, не желая быть немой
рыбой; и если бы этого не было в свободном человеке, то и книга Иова не была
бы написана за несколько сотен лет до рождения Христа. Человек никогда не
принимал Божественное предписание безоговорочно. В противном случае, что же
такое для человека свобода, в чем ее смысл, если человек не в состоянии
противостоять тому, что ей угрожает.
Урия находится выше Акбара, его во сне даже называют "highest presence"
- так, собственно, обращались к Богу везде, кроме Византии. Я не мог здесь
не вспомнить о буддизме и его отношении к богам. Для благочестивого азиата
Татхагата - некий абсолют, и по этой причине хинаяна-буддизм совершенно
несправедливо заподозрили в атеизме. Власть богов наделяет человека
способностью знать Творца, человеку даже дана возможность
уничтожить
какую-то часть творения, а именно - человеческую цивилизацию. Сегодня с
помощью радиации человек в состоянии истребить все высшие формы жизни на
земле. Идея уничтожения мира буддизму была известна: цепь сансары, цепь
причинности, с неизбежностью ведущая к старости, болезни и смерти, может
быть прервана, преодолена, - и тогда наступит конец иллюзии бытия, отрицание
воли по Шопенгауэру лишь предвещало то, к чему сегодня мы так страшно
приблизились. Сон выявляет некое скрытое предчувствие, которое уже долгое
время тяготеет над людьми, - это идея о творении, превосходящем творца,
превосходящем в малом, но эта малость решает все.
После пребывания в мире сновидений я вновь вернулся к моим книгам. В
"Айоне" я вышел на проблемы, о которых следует у помянуть особо. Я попытался
показать, почему появление Христа совпало с началом нового эона - эрой Рыб.
Существует параллель между Христовым житием и объективным астрономическим
событием, наступлением весеннего равноденствия в созвездии Рыб, поэтому
Христа следует воспринимать синхронии с Рыбами (как Хаммурапи до него был
Овном), он стоит во главе нового эона. Эта проблема освещается в моей работе
"Синхронистичность: акаузальный связующий принцип".
От проблемы Христа, поднятой в "Айоне", я приблизился наконец к
возникновению антропоса, собственно человека в плане психологическом, к
вопросу "самости" и ее выражения в опыте индивида. Ответ я попытался дать в
работе "О происхождении сознания" (1954). Здесь речь идет о взаимодействии
между сознательным и бессознательным, о том, как сознательное развивается из
бессознательного, какое влияние на человеческую жизнь оказывает
индивидуальность, "внутренний человек".
Связь между моей психологией бессознательного и алхимией окончательно
определилась в "Mysterium Coniunctionis". В этой книге я снова вернулся к
проблемам переноса, но постарался в первую очередь представить алхимию во
всем ее объеме как некий род психологии или основание для ее развития. В
"Mysterium Coniunctionis" моя психология обрела наконец свою действительную
историческую подоплеку. Итак, задача была выполнена, мой труд завершен -
теперь я мог остановиться. В тот момент я достиг некоторой крайней точки,
границы научного постижения, дошел до исходных понятий, до природы архетипа.
Мне больше нечего сказать.
Не следует считать этот обзор моих работ исчерпывающим. Мне нужно было
|
|