жизни.  Если  бы  мы  могли  -  это означало  бы,  что  мы знаем,  но  такое
утверждение - не более чем претензия на знание. В глубине души мы никогда не
знаем,  что же на самом  деле произошло. История жизни начинается для  нас в
случайном месте - с  некой определенной точки, которую мы запомнили, и уже с
этого момента наша жизнь становится чрезвычайно сложной. Мы вообще не знаем,
чем  она  станет. Поэтому у  истории нет начала, а  о  конце  ее  можно лишь
высказывать смутные предположения.
     Человеческая  жизнь - опыт,  не  внушающий  доверия;  только взятый  во
множестве,  он  способен произвести впечатление.  Жизнь одного  человека так
быстротечна, так  недостаточна,  что даже существование и развитие чего-либо
является  в  буквальном  смысле  чудом.  Я  осознал это  давно,  еще  будучи
студентом-медиком,  и до  сих  пор  удивляюсь,  что не  был уничтожен еще до
появления на свет.
     Жизнь  всегда казалась мне  похожей  на растение, которое  питается  от
своего собственного корневища. В действительности же она  невидима, спрятана
в корневище.  Та часть, что появляется над землей,  живет только одно лето и
потом увядает. Ее можно назвать мимолетным  видением. Когда думаешь о концах
и  началах, не можешь  отделаться от ощущения всеобщей  ничтожности. Тем  не
менее меня никогда не  покидало чувство, что нечто живет и продолжается  под
поверхностью вечного потока. То,  что мы видим, лишь крона, и после того как
она исчезнет, корневище останется.
     В конце концов, единственные достойные упоминания события в  моей жизни
- это те, в которых  непреходящий мир прорывался в наш - преходящий. Поэтому
я главным образом  говорю  о внутренних переживаниях, к которым также отношу
мои  сны и видения. Эти формы -  исходный материал  моей научной работы. Они
были магмой, из которой постепенно выкристаллизовался камень.
     Остальные воспоминания  о  путешествиях, людях  и окружающей обстановке
поблекли   рядом  с   событиями   жизни   внутренней.   Многие   люди   были
непосредственными участниками современных исторических событий и написали об
этом;  если  читатель  испытывает нужду  в  подобных  свидетельствах,  пусть
обратится к ним. Но мои воспоминания о внешних событиях собственной жизни во
многом потускнели или стерлись. Встречи  же с иной реальностью, моя борьба с
бессознательным, остались в памяти навсегда. В этом царстве я всегда находил
избыток содержания, остальное же, напротив, содержание утрачивало.
     И людей я запомнил лишь постольку, поскольку их имена входили в список,
начертанный моей  судьбой  с  самого начала,  так  что встречи с  ними  были
связаны с внутренними переживаниями.
     Эти   переживания  наложили   свой  отпечаток   на  все,  что  со  мной
происходило, они приобрели значение либо уже в юности, либо несколько позже.
Я рано  осознал, что, когда нет  внутреннего  отклика на вопросы и сложности
жизни, их значение  в  конечном счете  ничтожно. Внешние  обстоятельства  не
заменяют  внутренних переживаний, поэтому моя жизнь  была  на редкость бедна
внешними  событиями. Мне нечего о них  сообщить, поскольку для  меня  они на
удивление бессодержательны.  Я  могу оценить себя только  в свете внутренних
событий. Именно они  придают уникальность моей жизни, и  о них пойдет речь в
моей "автобиографии".


        ¶Мое детство§

     Когда мне исполнилось шесть месяцев, мои родители переехали из Кессвиля
(кантон Тюргау) в приход замка Лауфен,  расположенного на  Боденском озере в
верховьях Рейна. Это случилось в 1875 году.
     Я помню себя с двух или трех лет. Помню дом священника, сад, прачечную,
церковь, водопады, величественную громаду Лауфена и миниатюрный замок Верц и
ферму   церковного  сторожа.  Это  лишь  маленькие   островки  воспоминаний,
проплывающие  в море  смутных  очертаний, каждый  сам по себе,  без связи  с
остальными.
     Передо  мной  встает одно  воспоминание, вероятно  самое раннее в  моей
жизни,  которое  в  действительности  кажется  неясным, туманным.  Я лежу  в
детской  коляске в тени  дерева.  Стоит чудесный,  теплый летний  день, небо
голубое, и золотистый солнечный свет проникает  сквозь зеленую листву.  Верх
коляски  поднят. Я только  что  начал  ощущать  красоту  этого  дня,  и  мне
неописуемо хорошо. Я вижу, как солнце просвечивает сквозь листья деревьев  и
цветущие кустарники. Все совершенно удивительно, ярко, великолепно.
     Следующее   воспоминание.  Я  сижу  на  высоком   стуле   в   столовой,
расположенной в западной части нашего  дома, и черпаю ложкой теплое молоко с
хлебными крошками. У молока приятный вкус и особенный запах. Я впервые тогда
почувствовал  запах  молока.  Это  был  момент,  когда  я,  если  можно  так
выразиться,  вообще осознал  существование запаха. Это  тоже  одно из  очень
ранних воспоминаний.
     Еще  одно воспоминание.  Дивный  летний  вечер. Тетка говорит  мне:  "А
теперь я  хочу тебе что-то показать".  Она выводит меня  на дорогу в Дахсен.
Далеко на горизонте высятся  Альпы в  багряном пламени  заката.  Альпы в тот
вечер были видны очень  отчетливо.  "Взгляни-ка туда, какие красные горы", -
говорит она. Именно тогда я в первый раз осознанно смотрел на Альпы. Потом я
услыхал, что завтра ребята из Дахсена едут на экскурсию в Цюрих и побывают в
горах. Мне ужасно хотелось отправиться с ними!
     Увы,  оказалось, что таких маленьких  детей, как я,  не берут, и тут уж
ничего  не  поделаешь.  С  этого   момента  горы  и  Цюрих  стали  для  меня