рассматривал эти биографические записи не как научный  труд,  и даже не  как
собственную книгу, а скорее  как  свой вкладе  "проект Аниэлы Яффе", как  он
называл нашу с ним работу. Особо он настаивал, чтобы эту книгу не включали в
собрание сочинений.
     Юнг бывал  чрезвычайно скрытен, упоминая о своих встречах с людьми, шла
ли речь  об известных лицах,  или  о близких друзьях и родственниках. "Я был
знаком, - замечал он, - со  многими известными людьми моего времени, людьми,
занимавшими  выдающееся место  в  науке  или  политике,  с  исследователями,
артистами  и  писателями,  принцами  и финансовыми магнатами, но, если  быть
честным,  я  вынужден признать, что только несколько  таких встреч стали для
меня  событием. В целом, наши встречи  скорее  напоминали встречи кораблей в
море, когда  они приспускают флаги, приветствуя  друг друга.  К тому же  эти
люди  обычно желали узнать  у меня о чем-то таком, что не  подлежит огласке.
Так что во мне не осталось никаких  воспоминаний  об  этих  людях, какую  бы
ценность  они   ни  представляли   в  глазах   мира.   Наши   встречи   были
бессодержательны, скоро позабылись и не имели никакого серьезного влияния. А
об отношениях с людьми, которые были для меня жизненно важными и о которых я
вспоминаю теперь с чувством отстраненности,  я  говорить не  могу, поскольку
они касаются не только моей интимной жизни, но  и интимной жизни других. Это
не по мне - открывать публике то, что закрыто навсегда".
     Однако, недостаток внешних  событий, с  избытком искупается отчетами  о
событиях жизни внутренней, о мыслях и  чувствах, которые,  как  считал  Юнг,
составляют неотъемлемую часть его биографии. Это справедливо прежде всего по
отношению к его религиозным переживаниям. В этой книге заключено религиозное
кредо Юнга.
     Религиозные  вопросы  предстают  в  ней  как   различные  стороны   его
жизненного опыта: здесь и детские откровения, определившие отношения Юнга  с
религией до самого конца жизни, и вечное любопытство ко всему, что связано с
внутренним  миром человека, - иными  словами,  это потребность  знать, столь
характерная  для его  научного  творчества. И последнее, но чуть ли не самое
важное, -  это осознание  себя врачом. В  первую очередь Юнг  и рассматривал
себя  как  врача, осознающего, что религиозные чувства его  пациентов играли
решающую роль в излечении психических заболеваний. Это наблюдение  совпало с
открытием, что человеческое сознание  спонтанно создает  образы религиозного
содержания, что многочисленные  неврозы (особенно во  второй половине жизни)
происходят от невнимания к этому особому свойству нашей души.
     То, как  Юнг понимал  религию, во  многом  отличалось от  традиционного
христианства  -  особенно, когда  речь шла  о проблеме зла и  об  идее  Бога
(который у  Юнга не так уж добр и  далеко не всегда  "благ"). С точки зрения
догматического  христианства  Юнг  предстает   очевидным  еретиком.  Такова,
несмотря на его мировую славу, была реакция на его работы. Это огорчало его;
часто  в этой книге  проскальзывает разочарование человека, религиозные идеи
которого не были поняты должным образом. Не единожды он мрачно говорил: "Они
бы  сожгли  меня как  средневекового  еретика!". Лишь после его  смерти  все
большее  число теологов стало  признавать, что Юнг был несомненно выдающейся
фигурой в религиозной истории нашего века.
     Он  доказал  свою верность  христианству, и  наиболее важные  его труды
посвящены именно проблемам христианства. Они написаны с  позиции психологии,
и Юнг намеренно связывал психологию и теологию.  Тем  самым  он  подчеркивал
необходимость  осмысления  там, где  христианство  требует  лишь  веры.  Эта
необходимость была для него само собой разумеющейся, она стала  неотъемлемой
частью его жизни. "Я обнаружил, что все мои мысли, выстраиваясь как  планеты
вокруг солнца,  образуют круг  с центром в Боге,  и непреодолимо стремятся к
Нему. Я чувствую, что совершил  бы серьезнейший грех, если бы стал оказывать
какое-либо сопротивление этой силе", - писал он  в 1952 году одному молодому
пастору.
     В этой книге  - единственной  из  огромного количества его  работ - Юнг
говорит о Боге и своем ощущении Бога.  Вспоминая свой юношеский бунт  против
церкви, он сказал: "Тогда мне стало понятно, что Бог (во всяком  случае, для
меня)  -  это один из  наиболее непосредственно  воспринимаемых  образов". В
научных работах Юнг редко упоминал  о Боге, предпочитая термин "образ бога в
человеческом сознании". Здесь нет противоречия.  В одном  случае  перед нами
субъективный  язык, основанный на  внутреннем опыте, в другом  - объективный
язык научного описания. В первом случае Юнг  говорит как  человек, чьи мысли
подвержены воздействию чувств и страстей, интуитивных ощущений и переживаний
долгой  и необыкновенно богатой содержанием жизни;  во втором -  как ученый,
сознательно ограничиваясь тем, что может быть продемонстрировано и доказано.
В  этом  смысле  Юнг  - эмпирик.  Когда в  этой книге  он  говорит  о  своем
религиозном опыте, он полагает, что читатели  его  поймут. Его  субъективные
утверждения могут быть приемлемы лишь для  тех, кто имел сходные переживания
или,  говоря иначе, в чьей  душе  образу Бога свойственны те же или  сходные
черты.

     Несмотря  на  то что Юнг одобрительно  и  деятельно отнесся  к созданию
"автобиографии", к ее опубликованию он в течение долгого времени относился -
по  вполне   понятным  причинам   -  крайне  критически,  чтобы  не  сказать
отрицательно.  Его  сильно  беспокоила  реакция  публики,  во-первых,  из-за
откровенности, с которой  он  поведал  о  своих  религиозных переживаниях  и
мыслях, и во-вторых, потому что до сих пор ощущалась враждебность, вызванная
его  книгой "Ответ  Иову", а  непонимание и недопонимание  воспринималось им