В январе 1959 года Юнг жил в своем загородном доме в Боллингене. Каждое
утро он посвящал чтению избранных глав нашей книги, к этому времени ее форма
уже стала  вырисовываться. Возвращая мне  главу "О жизни  после смерти",  он
сказал:  "Во  мне что-то сдвинулось, и  я  чувствую потребность писать". Так
появились  "Поздние   мысли",   где   были   отражены   самые   глубокие   и
последовательные его убеждения.
     Тогда же,  летом 1959 года, Юнг написал главу о Кении и Уганде.  Раздел
об  индейцах  пуэбло  мы  взяли  из  его  неоконченной рукописи, посвященной
психологии примитивных народов.
     Чтобы завершить главы "Зигмунд Фрейд"  и "Встреча с бессознательным", я
заимствовала  кое-какие фрагменты  из семинара  1925  года, на  котором  Юнг
впервые заговорил о внутреннем развитии.
     Глава "Психиатрическая деятельность" основана на беседе Юнга с молодыми
ассистентами цюрихской  психиатрической клиники Бургхольцли в 1956 году, где
один  из его внуков работал  психиатром. Беседа происходила  в  доме Юнга  в
Кюснахте.
     Прочитав  рукопись,  Юнг остался ею доволен. Где-то  он  исправил целые
абзацы или добавил новый материал. Я в свою очередь воспользовалась записями
наших  бесед, чтобы  дополнить  главы,  которые он  написал  сам,  подробнее
изложила факты, убрала повторения. Но в дальнейшем провести грань между моим
участием  в работе  над  книгой  и его  собственным  вкладом было уже  почти
невозможно.
     Генезис  книги  в какой-то степени определил ее содержание. Беседе  или
спонтанному      повествованию      всегда     свойственна      определенная
непоследовательность. И этот  тон  распространился  на всю  "автобиографию".
Главы - это стремительно  распространяющиеся  лучи  света,  которые лишь  на
мгновение  выхватывают внешние события  жизни  Юнга и его  деятельность.  Но
недостаточное  освещение  внешних  событий  компенсировалось  погружением  в
атмосферу  его внутренней  жизни,  в переживания человека, для которого душа
была  совершенно  реальной  сущностью.  Я  часто  просила  Юнга  поподробнее
рассказать о внешних событиях, но мои просьбы  оставались без ответа. Только
духовное содержание  жизненного опыта осталось  в  его памяти, и только  оно
казалось ему достойным повествования.
     Эти изначальные препятствия личного характера  оказались  существеннее,
чем  трудности формальной  организации  текста, и  Юнг так  объясняет это  в
письме  к  другу студенческих лет. Во второй половине 1957 года, отвечая  на
просьбу записать воспоминания молодости, он пишет:
     "...Вы   безусловно  правы.  Когда  мы  стареем,   к  нам  возвращаются
воспоминания  нашей молодости,  и  причины этого кроются  не  только в  нас.
Когда-то, около тридцати лет назад, мои ученики просили меня рассказать, как
я  пришел  к понятию бессознательного. Я  исполнил  их  просьбу, организовав
семинар. За последние годы в различной форме мне были высказаны  предложения
сделать нечто подобное и в отношении автобиографии. Не могу представить себя
в этой роли. Я знаком со слишком многими автобиографиями, с их самообманом и
прямой ложью, и слишком хорошо  осознаю невозможность описать себя,  чтобы у
меня возникло желание предпринять такую попытку.
     В последнее время меня просят дать сведения  для моей автобиографии, и,
отвечая  на  вопросы, я  обнаружил скрытые  в моих воспоминаниях объективные
проблемы,  которые,   похоже,  заслуживают   более   пристального  внимания.
Пораздумав,  я  решил  на  какое-то  время  отложить  остальные дела,  чтобы
обратиться к истокам своей жизни  и объективно их исследовать.  Поставленная
цель оказалась крайне  трудной  и необычной, для ее достижения мне  пришлось
пообещать  себе, что результаты  не будут  опубликованы при моей жизни.  Эта
мера, на мой взгляд, обеспечит необходимые спокойствие и отстраненность. Как
выяснилось,   все   воспоминания,   сохранившие  яркость,  были   связаны  с
эмоциональными переживаниями,  причинявшими мне  беспокойство  и вызывавшими
сильные чувства,  - едва ли  это  достаточное  условие для  беспристрастного
повествования! Ваше  письмо "естественно" пришло в тот самый момент, когда я
фактически решился на подобную попытку.
     Судьба распорядилась таким образом - как, собственно, всегда и  бывало,
-  что  все  внешнее  в  моей жизни  всегда оказывалось  случайным,  и  лишь
внутреннее  имело смысл и значение. В результате  все воспоминания о внешних
событиях поблекли, а,  возможно, эти "внешние" опыты жизни вообще никогда не
были  особенно важны или были  важны  лишь  постольку, поскольку совпадали с
фазами моего внутреннего развития. Огромная часть  этих "внешних проявлений"
исчезла из памяти как раз потому (как мне казалось), что я участвовал в них,
тратя  на  них энергию. Но  ведь  именно внешние  события являются  главными
компонентами общепринятой биографии. Это -  люди  с которыми вы встречались,
путешествия, приключения, затруднительные обстоятельства, удары  судьбы и т.
д. Однако, за  некоторыми исключениями, все эти вещи превратились для меня в
фантомы, которые я вспоминаю с трудом - они более не волнуют воображение.
     Воспоминания  о  "внутренних"  переживаниях,   напротив,   стали  более
отчетливыми и красочными. И здесь возникает  проблема описания, с которой  я
едва  ли  способен справиться, по крайней мере  сейчас.  По этим причинам, к
моему великому сожалению, я не могу удовлетворить вашу просьбу".

     Надо сказать, процитированное письмо типично для  Юнга. Хотя  он  уже и
"решился  сделать попытку", тем не менее в  конце последовал отказ. До самой
смерти  он не  мог  окончательно определиться  между "да"  и  "нет".  Всегда
оставался  некий скепсис, некоторая скованность перед читающей  публикой. Он