Он  вывел меня из дома и повел через сад, на улицу. Наконец мы пришли к
его  дому  (он находился  в сотне метров от моего). В доме он  провел меня в
свой  кабинет,  и  встав на скамеечку, указал  мне на вторую из пяти  книг в
красных переплетах,  которые стояли на второй  полке сверху. На этом видение
оборвалось. Я не был знаком с  его  библиотекой и не знал, что там за книги.
Разумеется, я не мог прочесть заглавие того тома, на который  он указывал, -
я стоял внизу, а вторая полка находилась слишком высоко.
     Тем не менее это было так странно, что на следующее утро я отправился к
его вдове и попросил разрешения взглянуть на библиотеку  покойного. Там, как
в моем видении, под книжным  шкафом стояла маленькая скамеечка, но, не успев
даже подойти к  шкафу,  я увидел  пять книг в красных переплетах. Я встал на
скамеечку и  прочел заглавия. Это были  переводы романов  Золя.  Второй  том
назывался "Завещание мертвеца".  Сюжет  его показался мне  не  заслуживающим
внимания, но заглавие оказалось более чем значимым.
     В другом случае поводом  для размышлений послужили сны, увиденные  мной
перед смертью матери.  Она умерла, когда  я  был  в Тессине.  Известие  меня
потрясло, эта смерть была для меня неожиданной. Накануне ночью мне приснился
страшный сон.  Я находился в дремучем, мрачном лесу; среди огромных деревьев
то там, то  сям виднелись сказочные гигантские валуны. Настоящий героический
первобытный  пейзаж! И в  тот же  момент послышался пронзительный свист, эхо
его, казалось,  отозвалось во  всей вселенной. От ужаса  у меня  подогнулись
колени. Особенно, когда из кустарника с треском выпрыгнул огромный  волкодав
с оскаленной пастью.  При  взгляде на  него у меня  застыла кровь.  Волкодав
промчался  мимо, и  тут  меня осенило:  Дикий  Охотник  приказал  ему унести
человеческую душу. Я проснулся в смертельном ужасе, а утром получил известие
о смерти матери.
     Редко когда сны так пугали меня, ведь в первую минуту могло показаться,
что  мою  мать  унес  дьявол.  На  самом  деле  же  это  был Дикий  Охотник,
"Грюнхютль" (Зеленая Шапка): во время январских метелей он по ночам охотился
со  своим  волкодавом. Охотником,  как  я  понял,  был  Вотан,  бог  древних
германцев, он и "унес" мою мать к ее предкам. Можно в связи с этим вспомнить
о  "войске  Дикого  Охотника",  не  следует  забывать и  о  "salig Lut". Это
христианские миссионеры позже превратили Вотана в дьявола, а поначалу он был
богом, как  Меркурий, или Гермес, именно так понимали  его римляне, это  был
дух  природы,  Мерлин из  легенды о  Граале,  "Spiritus  Mercurialis", тайну
которого пытались разгадать алхимики. Таким образом, сон  сообщал, что  душа
моей  матери  была  столь  самодостаточна,  что   оказалась  по  ту  сторону
христианского мира - там, где царит единство природы и духа.
     Я сразу же выехал домой. Всю ночь в поезде мне не давало покоя  тяжелое
чувство,  но  где-то в  глубине души я не испытывал скорби по очень странной
причине: в  ушах у меня постоянно звучала танцевальная музыка, смех и крики,
будто  где-то  праздновали свадьбу.  Этот  резкий  контраст  с  тем  тяжелым
чувством,  которое оставил  сон, не давал мне  целиком погрузиться в печаль.
Причем всякий раз,  стоило  лишь мне забыться, как я вдруг обнаруживал,  что
вокруг  меня звучит  какая-то радостная  мелодия.  И  эта череда контрастных
состояний казалась мне бесконечной.
     Такой  парадокс  можно объяснить, если предположить, что в одном случае
смерть видится  нам с  точки зрения  эго, в другом - с точки зрения души.  В
первом случае она выглядит катастрофой, некой жестокой и безжалостной силой,
отнимающей у человека жизнь.
     Смерть действительно страшно жестока, здесь не стоит себя обманывать, -
она беспощадна не только физически, но и,  прежде всего, в психической своей
природе: человека вырывают  из круга живых, и все, что остается, это ледяное
молчание мертвеца. У нас нет надежды на какую бы то ни было связь с ним, все
мосты разрушены. Люди, заслуживающие долгой жизни, умирают  в  расцвете лет,
никчемные  доживают до глубокой  старости.  Это  жестокая  реальность,  и мы
должны  отдавать себе в  этом отчет. Неумолимость  и бессмысленность  смерти
может так ожесточить  нас, что мы поверим в то, что не существует  в мире ни
милосердного бога, ни справедливости, ни добра.
     Но на другой взгляд - sub specie aeternitatis (с точки зрения вечности.
- лат.),  смерть  есть  радостное  событие,  как  некая  свадьба, 
 misterium
coniunctionis. Душа  словно  обретает  свою  недостающую половину,  достигая
полноты. На греческих саркофагах изображали танцовщиц, на  этрусских могилах
-  пир. Когда ушел  из  жизни набожный  каббалист Раби  Шимон бен Иохаи, его
друзья говорили: он празднует свадьбу. И по сей день во многих местах в День
поминовения по  обычаю устраивают  на  могилах своего рода "пикник". Все это
свидетельствует об ощущении смерти как некоего празднества.
     За несколько  месяцев  до  смерти  матери,  в сентябре  1922 года,  мне
приснился вещий сон.  В  сне  я увидел отца, и это  потрясло меня - отец  не
снился мне с 1896 года. И вот он вновь объявился, будто вернулся из далекого
путешествия.  Он   показался  мне  помолодевшим,  избавившимся  от   прежней
родительской авторитарности.  Я провел его в библиотеку, втайне радуясь, что
наконец узнаю, зачем он пришел. Вдобавок я предвкушал особое удовольствие от
того, что сейчас познакомлю его с женой и детьми, покажу мой дом,  расскажу,
что я сделал за  свою жизнь и чем стал. Еще я  хотел показать ему свою книгу
"Психологические типы", которая  недавно была опубликована. Однако  вскоре я
понял, что ему нужно  совсем другое - отец казался чем-то озабоченным и явно
чего-то хотел от меня. Почувствовав это, я воздержался от разговоров о себе.
Наконец   он   сказал,   что,   раз   уж   я   "психолог",   он   хотел   бы