мертвым;  с   большим  знанием  он  рассказывал  о  схожести  британских 
  и
французских источников легенды  о Граале. Но он не понимал собственно смысла
легенды -  ее  живого  присутствия в  настоящем,  тогда  как  я  ощущал  это
необыкновенно   остро.  Вдобавок  он,  похоже,  не  замечал  того,  что  нас
непосредственно  окружало, и  вел  себя  так, будто  находился в аудитории и
читал студентам лекцию.  Моя  попытка привлечь  его внимание  к особенностям
обстановки оказалась тщетной. Он не видел ни лестницы,  ни свечей, ни самого
зала.
     Растерянно озираясь, я  вдруг  обнаружил, что стою у  высокой  замковой
стены,  нижнюю  часть  которой  покрывало  что-то вроде шпалеры,  только  не
деревянной,  как обычно, а кованной  - в форме виноградной лозы с листьями и
гроздьями. Через каждые два метра на горизонтальных ветвях располагались  на
манер  птичьих гнезд крошечные  железные  домики. Вдруг  среди листвы что-то
промелькнуло, сначала я подумал, что это  мышь, но потом отчетливо разглядел
крошечного железного гномика в колпаке, снующего от одного домика к другому.
"Ну вот, - воскликнул я в изумлении, обращаясь к профессору, - Вы  же видите
это!"
     Неожиданно  все исчезло,  и  обстановка  во  сне  изменилась. Мы, та же
компания, но  уже  без профессора, оказались не в замке, а на каком-то голом
скалистом берегу. Я понял: что-то должно случиться, поскольку Грааля все еще
не было, а празднество должно было состояться именно  сейчас, этим  вечером.
Кто-то сказал, что его прячут в северной части острова, в маленьком  домике.
Но я знал, что  мы обязаны доставить Грааль в замок. Нас было человек 
шесть,
и мы двинулись в путь.
     Идти  было тяжело, но через  несколько часов  мы  достигли самой  узкой
части острова, где выяснилось,  что остров  фактически разделен на две части
морским  проливом. В  самом узком  месте ширина его  была около 100  метров.
Солнце  зашло  и  наступила  ночь.  Уставшие,  мы  расположились  на берегу.
Местность выглядела  безлюдной и пустынной - ни куста, ни деревца, - ничего,
кроме травы и екал. Нигде поблизости мы не обнаружили ни  моста,  ни  лодки.
Было очень холодно, и мои спутники один за другим стали засыпать. Я не спал,
раздумывая, что же можно сделать,  и наконец решил переплыть через пролив. Я
начал раздеваться - и в этот момент проснулся.
     Этот  средневековый  европейский  сюжет явился  мне  тогда, когда  меня
захлестнула масса беспорядочных индийских впечатлений.  Тем  более,  что лет
десять  назад я выяснил, что во многих областях Англии  легенда о Граале все
еще жива и актуальна, несмотря на все, что о ней написано поэтами и учеными.
Это  поразило  меня еще больше,  когда  я  нашел параллель между поэтическим
мифом  и  свидетельствами алхимиков об "unum vas",  "una  medicina" и  "unus
lapis".  Мифы, о которых не помнят днем,  живут  ночью,  и  могучие  образы,
которые сознание  свело  к ничтожной банальности,  увлекают поэтов,  обретая
благодаря  им  новую  жизнь,  -  и  уже  в другой  форме,  но  вновь и вновь
заставляют нас  задумываться.  Великие мертвецы  все еще  живы,  они  просто
изменили имена. "Мал, да удал" - неузнанный кабир поселился в новом доме.
     Сновидение  своей  властью  освободило меня  от  каждодневных индийских
впечатлений и вернуло назад, к тому, что я оставил на Западе, прежде всего к
сюжетам  о  поисках философского камня и  чаши святого Грааля. Все индийское
будто отодвинули  от меня, заставляя  вспомнить, что Индия  никогда  не была
моей  целью,  а  лишь частью пути, хотя  и безусловно важной, что она должна
всего-навсего приблизить  меня к  настоящей  цели. Сон как бы  ставил передо
мной вопрос: "Что ты делаешь в Индии? Тебе  же необходимо найти святую чашу,
"salvator mundi". Неужели тебе не понятно, что еще немного, и будет взорвано
все, что создавалось веками?".
     Конечным пунктом моего путешествия был Цейлон - уже не Индия, а юг, где
ясно  ощущалось  присутствие чего-то  от  рая,  где нельзя  было  оставаться
слишком  долго.  Коломбо - шумный торговый  порт, на него каждый день  между
пятью и шестью часами  с  ясного  неба  вдруг  обрушивается страшный ливень.
Вскоре мы покинули  город,  направляясь в глубь страны. Мы побывали в Канди,
древней столице, всегда окутанной  легким туманом, прохладная влага которого
дает жизнь буйной  зелени.  Храм  Далада-Малигава,  где  находится священная
реликвия  -  зуб  Будды, сам  по  себе  невелик,  но  в  нем  я  нашел много
интересного для себя. Я проводил в храмовой библиотеке долгие часы,  беседуя
с  монахами и рассматривая серебряные листы с выгравированным на них текстом
буддийского канона.
     Здесь  мне довелось стать  очевидцем  незабываемой вечерней  церемонии.
Юноши и девушки  возлагали  целые горы цветов жасмина  к алтарю  и тихо пели
молитву - мантру. Я думал, что  они  молятся Будде, но  сопровождающий  меня
монах объяснил: "Нет, Будды нет больше. Ему нельзя молиться, - он в нирване.
Они  поют:  эта  жизнь  быстротечна как  очарование этих цветов; Бог мой  да
разделит  со мною плоды этого подношения". В том, что пели эти молодые люди,
чувствовалось нечто подлинно индийское.
     Перед церемонией был организован часовой концерт в мандапаме (это нечто
вроде  зала  ожидания  в  индийских  храмах).   В  каждом  углу  зала  стоял
барабанщик,  а  еще один  - очень красивый юноша - занял  место в центре. Он
солировал, демонстрируя настоящее искусство. На нем были красный пояс, белая
шока (длинная юбка,  доходящая до щиколоток) и  белый  тюрбан, руки украшали
сверкающие  браслеты, его  темно-коричневая кожа  блестела  от  пота.  Юноша
подошел к  золотому Будде,  держа  в руках двойной барабан,  чтобы "принести