суммы, но 
обратился к графу с просьбой взамен проявить свое влияние в сейме так, чтобы 
было отменено 
незадолго до этого принятое польским правительством постановление, ущемляющее 
права 
евреев. Не слишком щедрый владелец бриллиантовой броши, граф согласился на мое 
предложение. Через две недели это постановление было отменено.
     Таких и подобных дел с похищениями мне пришлось расследовать немало. Но не 

подумайте, пожалуйста, что я превращался в некоего Шерлока Холмса. Меня 
привлекали 
только такие истории, где я мог способствовать, хоть в малой мере, торжеству 
правды и 
справедливости. Чаще всего мне приходилось иметь дело с "внутрисемейными" 
событиями, где 
даже самые тесные узы кровного родства не могли помешать взаимной ненависти, 
смертельной 
зависти, чаще всего на почве чисто меркантильных интересов.
     Помню такой случай. Он произошел в Варшаве. Хотя с тех пор прошло уже 
много лет, я 
не уверен, что все участники этого события погибли или умерли своей смертью, и, 
чтобы не 
причинить им неприятностей, я не назову их имен. Суть же состояла вот в чем.
     У одного лавочника были похищены все его сбережения, что-то около 5000 
долларов. 
Пропали и кое-какие вещи. Делом занялась полиция, но ничего обнаружить не 
сумела. Воры 
были мастерами своего дела и никаких следов не оставили.
     С лавочником жили еще два человека - его брат и взрослая дочь. По совету 
брата 
лавочник обратился к скупщикам краденого. Как ни странно, ни одна из похищенных 
вещей к 
ним не поступила. Это было настолько непонятно, что они и высказали первыми 
мысль, что 
либо похищение совершил вор-"гастролер", на короткое время посетивший Варшаву, 
либо это 
дело рук кого-нибудь из домашних...
     Тогда-то лавочник обратился ко мне. Мне стало искренне жаль старого и 
больного 
человека, всю жизнь откладывавшего по копейке на черный день в приданое дочери. 
Я 
осмотрел тесную квартиру, в которой он с семьей прожил всю жизнь, почти 
нищенскую 
обстановку... Потом мы прошли в комнату его брата. Тот в полном молитвенном 
облачении 
стоял лицом к востоку и громко молился.
     Я пробыл в этой комнате всего несколько минут, но по тревожному состоянию 
духа, по 
неуверенности, с которой он произносил слова молитвы, уже понял, что виновник 
кражи 
передо мной. А потом я "услышал" и его мысли...
     Когда он кончил молиться, я выслал всех из комнаты и остался с ним наедине.
 Я сразу же 
спросил его, куда он дел похищенные деньги и вещи. И хотя он еще не сознался, 
мне стало 
ясно, что они спрятаны в кушетке, на которой мы сидим. Я сказал ему об этом и 
потребовал, 
чтобы он завтра же вернул их брату. Я дал ему слово, что все это останется 
между нами. Выйдя, 
я сказал лавочнику и его дочери:
     - Не волнуйтесь. Я не знаю и не смогу узнать, кто похитил ваши деньги и 
вещи. Но я 
знаю, что все до последней нитки, до последней копейки завтра же вернется в ваш 
дом...
     Мне было жаль обоих братьев: ведь сообщи я имя виновника кражи, я нанес бы 

смертельный удар этой семье.
     Однажды в Белостоке у жены одного польского журналиста пропало 
бриллиантовое 
кольцо. Он пригласил к себе меня. Мне не составило труда выяснить, что кольцо 
похитила 
прислуга. Я был также убежден, что это кольцо было передано другому человеку и 
найти его я 
не смогу.
     Тогда я прибег к хитрости. Громко, чтобы прислуга слышала, я сказал 
журналисту:
     - Друг мой! Стоит ли беспокоиться из-за фальшивого стеклышка? Твое кольцо 
стоило 
тебе максимум пять злотых, а продать ты его и за полтора злотых не смог бы... 
Ну выгони