женщина. Он занимался спиритизмом, любил "счастливое" число тринадцать... Ко 
мне он 
обратился с просьбой личного характера, о которой мне не хочется, да и неудобно 
сейчас 
вспоминать. Могу только сказать, что я ее выполнил.
     По окончании военной службы я вновь вернулся к опытам. Моему новому 
импресарио 
господину Кобаку было лет пятьдесят. Это был очень деловой человек нового 
склада.
     Вместе с ним я совершил множество турне по различным странам Европы. Я 
выступал со 
своими опытами в Париже, Лондоне, Риме, снова в Берлине, Стокгольме. По 
возможности я 
стремился разнообразить и расширять программу своих выступлений. Так, помню, в 
Риге я 
ездил по улицам на автомобиле, сидя на месте водителя. Глаза у меня были 
накрепко завязаны 
черным полотенцем, руки лежали на руле, ноги стояли на педалях. Диктовал мне 
мысленно, по 
существу, управляя автомобилем с помощью моих рук и ног, настоящий водитель, 
сидевший 
рядом. Этот опыт, поставленный на глазах у тысяч зрителей с чисто рекламной 
целью, был, 
однако, очень интересен. Второго управления автомобиль не имел. Ни до этого, ни 
после этого 
за баранку автомобиля я даже не держался...
     Посетил я в эти годы также и другие континенты - Южную Америку, Австралию, 
страны 
Азии. Из бесчисленного калейдоскопа встреч не могу хотя бы в нескольких 
строчках не 
остановиться на происшедшей в 1927 году встрече с выдающимся политическим 
деятелем 
Индии Мохандасом Карамчандом Ганди. В его учении, как известно, причудливо 
переплелись 
отдельные положения древней индийской философии, толстовства и разнообразнейших 

социалистических учений.
     Ганди меня глубоко потряс. Удивительная простота, всегда соседствующая с 
подлинной 
гениальностью, исходила от этого человека. Запомнилось его лицо мыслителя, 
тихий голос, 
неторопливость и плавность движений, мягкость обращения со всеми окружающими. 
Одевался 
Ганди аскетически просто и употреблял самую простую пищу.
     Во время опыта, который я демонстрировал в его присутствии, Ганди был моим 

индуктором. Он продиктовал мне следующее задание: взять со стола и подать 
третьему 
человеку флейту. Этот третий взял ее, поднес к губам, и тонкие музыкальные 
звуки задрожали в 
воздухе. И вдруг из стоящей у его ног корзины с узким горлышком - корзины, 
похожей на 
бутыль, - начала выливаться серо-пестрая лента змеи. Ее движения четко 
повторяли ритм, 
заданный флейтистом. Это был настоящий танец, не менее точный и прекрасный, чем 

человеческий. До этого я никогда не видел ничего подобного и смотрел, как 
завороженный.
     Находясь в Индии, я не мог, конечно, упустить возможности собственными 
глазами 
посмотреть на искусство йогов. Виртуозное умение управлять своим телом, владеть 
им, 
достигаемое непрестанной тренировкой, поистине удивительно. Мне особенно 
интересно было 
наблюдать погружение в глубокое каталептическое состояние, длящееся иногда по 
нескольку 
недель. Мне никогда не удавалось добиться столь длительного пребывания в этом 
состоянии.
     Ко мне нередко обращались и с личными просьбами самого разного характера: 
урегулировать семейные отношения, обнаружить похитителей ценностей и т. д. Как 
и всю свою 
жизнь, я руководствовался тогда только одним принципом: вне зависимости от того,
 богатый 
это человек или бедный, занимает ли он в обществе высокое положение или низкое, 
стоять 
только на стороне правды, делать людям только добро.
     Один из таких случаев связан с происшествием в старинном родовом замке 
графов 
Чарторыйских. Это была очень богатая и очень известная в Польше семья, 
владевшая