волоска. Взяв пинцет, я подошел к великому ученому и, извинившись, сообщил ему, 
что хочет 
от меня его ученый друг. Эйнштейн улыбнулся и подставил мне щеку...
     Второе задание было проще: подать Эйнштейну его скрипку и попросить его 
поиграть на 
ней. Я выполнил и это безмолвное приказание Фрейда. Эйнштейн засмеялся, взял 
смычок и 
заиграл. Вечер прошел непринужденно-весело, хотя я был и не совсем равным 
собеседником: 
ведь мне было в ту пору 16 лет.
     На прощание Эйнштейн сказал:
     - Будет плохо - приходите ко мне...
     С Фрейдом я потом встречался неоднократно. В его квартире так же 
безраздельно 
царствовали книги, как и в квартире Эйнштейна. Одна небольшая комната была 
превращена в 
лабораторию. Не знаю, были ли действительно нужны Фрейду для работы все те 
предметы, 
которые там стояли и лежали на полках, - свесивший тонкие кости рук скелет на 
железном 
штативе, оскалившие зубы черепа, части человеческого тела, заспиртованные в 
больших 
стеклянных банках, и т.д., - или они целиком предназначались для воздействия на 
психику 
больных, которых врач принимал дома, но впечатление эта комната производила 
сильное. 
Особенно в сочетании с аскетической, суровой, одетой в черное фигурой ее 
хозяина, 
напоминавшего злого демона. Мне почему-то даже в домашней обстановке он 
представляется 
обязательно со складной палкой-зонтиком в руках. Впрочем, посетителей у Фрейда 
было 
немного. Чаще всего пожилые люди, строго чопорные и накрахмаленные и всегда, по 
моде того 
времени, с бакенбардами. В общем же, как мне сейчас помнится, Фрейда-человека 
не любили. 
Он был желчен, беспощадно критичен, мог незаслуженно унизить человека... Но на 
меня он 
оказал благоприятное влияние. Он научил меня самовнушению и сосредоточению... 
Шестнадцатилетний мальчик, мог ли я не попасть под власть этого очень 
интересного, 
глубокого, я бы сказал, могучего человека?! И власть свою Фрейд употребил на 
благо мне. 
Более двух лет продолжалось наше близкое знакомство, которое я и сегодня 
вспоминаю с 
чувством благодарности.
     Дела мои между тем шли хорошо. И в 1917 году господин Цельмейстер сообщил 
мне, что 
мы выезжаем в большое турне. Маршрут его охватывал чуть не весь земной шар. За 
четыре 
года мы побывали в Японии, Бразилии, Аргентине... Было очень много, пожалуй, 
даже 
слишком много впечатлений. Они находили одно на другое, нередко заслоняя и 
искажая друг 
друга. Так искажается форма вещей, если их слишком много набить в чемодан.
     В 1921 году я вернулся в Варшаву. За те годы, что я провел за океаном, 
многое 
изменилось в Европе. В России произошла Октябрьская революция. На перекроенной 
карте 
Европы обозначилось новое государство - Польша. Местечко, где я родился и где 
жили мои 
родители, оказалось на территории этой страны.
     Мне исполнилось 23 года, и меня призвали в польскую армию. Прошло 
несколько 
месяцев. Однажды меня вызвал к себе командир и сказал, что меня приглашает сам 
"начальник 
Польского государства" Юзеф Пилсудский.
     Меня ввели в роскошную гостиную. Здесь было собрано высшее "придворное" 
общество, 
блестящие военные, роскошно одетые дамы. Пилсудский был одет в подчеркнуто 
простое 
полувоенное платье без орденов и знаков отличия.
     Начался опыт. За портьерой был спрятан портсигар. Группа "придворных" 
следила за тем, 
как я его нашел. Право же, это было проще простого! Меня наградили 
аплодисментами... Более 
близкое знакомство с Пилсудским состоялось позднее в личном кабинете. 
"Начальник 
государства" - кстати, это был его официальный титул в те годы - был суеверен, 
как