Многих раздражала доброта и общительность Эйнштейна. Они были направлены на 
людей различных социальных групп. В университете не могли простить Эйнштейну, 
что он в одинаковой сердечной манере разговаривает и с коллегами, и с 
университетскими служителями. И, наконец, наибольшее число врагов приносил 
Эйнштейну его юмор. Во-первых, он не всегда был беззлобным. Во-вторых, каждая 
шутка, выходившая за рамки стандартных профессорских острот, казалась 
подозрительной в глазах строгих ревнителей того смешного жеманства и важничанья,
 
которое Ленин совсем в другое время и совсем в другой связи называл французским 

словом "pruderie" [13].

13 См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 33, с. 452.


155

В 1911 г. Эйнштейн поехал из Праги в Брюссель на Сольвеевский конгресс. Весьма 
посредственный ученый и очень крупный инженер Сольве решил сообщить о своих 
физических идеях конклаву крупнейших физиков мира. В качестве владельца крупных 

химических предприятии и ревнителя науки он был знаком с немецким химиком и 
физиком Вальтером Нернстом. Они пришли к мысли собрать в Брюсселе ведущих 
физиков, обсудить животрепещущие проблемы, обменяться научными достижениями и 
критически осмыслить спорные положения. Нервет составил список приглашенных, а 
Сольво взялся финансировать это предприятие: каждому участнику оплачивались 
путевые расходы, содержание во время пребывания в Брюсселе и выдавалась еще 
тысяча франков.

В Сольвеевском конгрессе 1911 г. участвовала сравнительно небольшая группа 
ученых. В их числе были Резер-форд из Англии, Мария Склодовская-Кюри, Пуанкаре, 

Перрен и Ланжевен из Франции, Планк и Нернет из Германии, Лоренц из Голландии, 
Эйнштейн и Газенёрль из Австро-Венгрии. Вступительное приветствие Сольве и его 
сообщение о собственной теории не отняли много времени. Легко примирившийся с 
тем, что не стал гением, Сольве решил собирать аналогичные конгрессы и впредь; 
одно время они были наиболее важными регулярными международными встречами 
физиков.

На Сольвеевском конгрессе 1911 г. проходило оживленное обсуждение теории 
относительности. Эйнштейн в письме в Цюрих к своему другу доктору Генриху 
Цангеру говорил, что сущность теории относительности не была понята. В 
частности, Пуанкаре, по мнению Эйнштейна, несмотря на остроумие своих 
построений, слабо понимал ситуацию в физике.

Тем не менее конгресс произвел очень сильное впечатление на Эйнштейна. В письме 

к Цангеру он с особенной теплотой писал о Лоренце: "...Он является чудом 
интеллигентности и такта. Подлинное живое произведение искусства! По-моему, 
Лоренц - самый интеллигентный среди всех присутствующих теоретиков..." [14]

156

Впоследствии, в 1928 г., когда Лоренц умер, Эйнштейн произнес над его могилой 
речь, в которой повторил то же выражение:

"Свою жизнь он до мельчайших подробностей создавал так, как создают драгоценное 

произведение искусства. Никогда не оставлявшие его доброта, великодушие и 
чувство справедливости вместе с глубоким, интуитивным пониманием людей и 
обстановки делали его руководителем всюду, где бы он ни работал. Все с радостью 

следовали за ним, чувствуя, что он стремится не властвовать над людьми, а 
служить им. Образ и труды его будут служить на благо и просвещение еще многих 
поколений" [15].

14 Helle Zeit, 43.
15 Эйнштейн, 4, 95.


Лоренц был близок Эйнштейну не только кругом интересов. Это был человек, для 
которого "надличное" было самым личным. Когда новые открытия разбили 
классическую физику, Лоренц говорил, что жалеет, почему он не умер раньше 
крушения старых устоев. Интересен здесь вовсе не трагический реквием 
классической физике. Сожаление об ушедших ценностях было, вероятно, не таким уж 

органическим и сменялось радостным восприятием нового. Интересна здесь 
эмоциональная глубина впечатлений, полученных при анализе развития науки. 
Человек, для которого наука в такой степени была основой отношения к жизни,