Кеплера, в отличие от Галилея, сохраняются внутренние препятствия для чисто 
каузального понимания гармонии бытия. Эйнштейну оставалась несколько чуждой

153

активность Галилея в части идейных столкновений, но он понимал ее значение. Для 

самого Эйнштейна характерна не только кеплеровская погруженность во внутренний 
мир, не только кеплеровская неспособность к компромиссам, но и свойственная 
Галилею полная (гораздо более полная, чем у Кеплера) внутренняя свобода от 
всего, что препятствует каузальному пониманию гармонии мироздания.

Снова и снова приходится писать это слово "гармония" и злоупотреблять 
музыкальным термином, чтобы охарактеризовать чувства и мысли Эйнштейна: для 
жизни Эйнштейна наиболее характерно то, что сам он говорил о Нильсе Боре: 
"высшая музыкальность". Ощущение гармонии мироздания, мечта о гармоничном 
обществе, впечатление гармонии архитектурных форм города... И, конечно, 
гармония 
в прямом смысле - гармония звуков. В этом отношении Прага была источником очень 

важных для Эйнштейна впечатлений. Звуки органа в католических соборах, хоралы 
протестантских церквей, скорбные напевы еврейских мелодий, мощное звучание 
гуситских гимнов - все это сплеталось с народными песнями, с творчеством 
чешских, русских, немецких композиторов.

Среди общей, довольно безликой массы пражских профессоров были и незаурядные 
люди. С некоторыми из них Эйнштейн сблизился. Образовалась среда, отвечавшая 
потребностям Эйнштейна в научном и интеллектуальном общении. Она же отвечала и 
его музыкальным наклонностям.

Эйнштейн дружил с математиком Георгом Пиком. Близости последнего с Эйнштейном 
способствовал интерес к физическим проблемам, сохранившийся у Пика с молодости, 

когда он был ассистентом Маха по экспериментальной физике. Этот 
пятидесятилетний 
профессор был, как и Лампа, последователем Маха. Эйнштейн нашел в нем 
неутомимого оппонента в философских спорах. Кроме того, Эйнштейн в этот период 
преодолевал особенные трудности, связанные с математическим аппаратом общей 
теории относительности, и его очень интересовали беседы с Пиком по 
математическим вопросам. Именно Пик натолкнул Эйнштейна на труды итальянских 
математиков Риччи и Леви-Чивиты, обогатившие математический арсенал Эйнштейна. 
Пик играл на скрипке. Он познакомил Эйнштейна с другими любителями музыки, и их 

музыкальные встречи происходили почти ежедневно.

154

Впоследствии, во время гитлеровской оккупации Чехословакии, Пик был замучен в 
лагере смерти.

Эйнштейн бывал часто и в доме Морица Винтерница, профессора древней истории, 
специалиста по санскриту. Разделявшие их профессиональные интересы не мешали 
оживленным беседам на общие, в частности литературные, темы. Привлекала 
Эйнштейна и веселая стайка пятерых детей Винтерница, с которыми он подружился. 
Сюда Эйнштейн приносил и свою скрипку. Ему аккомпанировала двоюродная сестра 
Винтерница, учительница музыки, очень требовательная исполнительница - Эйнштейн 

ее называл своим строгим сержантом.

Скромность, доброта, общительность и юмор, большей частью незлобивый, создали 
Эйнштейну немало друзей. Но, как ни странно, именно эти свойства создавали и 
врагов. Скромность часто оборачивалась непочтительным отношением к 
профессорскому званию, шокировавшим гелертерские круги в университете и вне 
университета. Скромный костюм Эйнштейна (пожалуй, он был более чем скромным) 
казался бунтом против академической респектабельности. Расскажем, кстати, со 
слов Филиппа Франка [12] историю принадлежавшего Эйнштейну парадного 
университетского мундира, который полагалось иметь каждому профессору на случай 

представления императору. Этот мундир с золотыми галунами и треуголка с перьями 

были переданы Франку, сменившему Эйнштейна в Праге, потом мундир украшал фигуру 

и, главное, спасал от пражской зимы бежавшего из России казачьего генерала, 
разжалобившего жену Франка своим полузамерзшим видом. Затем шпага и треуголка 
Эйнштейна хранились как реликвия в университетском музее, сока в годы оккупации 

нацисты публично не сожгли их.

12 Frank, 100.