|
Таннер рассказывает о еженедельном вечернем коллоквиуме по физике. После него
Эйнштейн спрашивал: "Кто пойдет со мной в кафе "Терраса"?" Там продолжалась
дискуссия, часто переходившая с физических и математических вопросов на самые
различные проблемы науки и жизни. Однажды Эйнштейн поздно вечером, когда в
Цюрихе наступил так называемый "полицейский час" и кафе было закрыто, увел двух
студентов домой, засадил их за новую статью Планка, потребовал, чтобы они нашли
содержащуюся там ошибку, а сам ушел, чтобы сварить для них кофе. Когда кофе был
готов, ошибка еще не была найдена. Эйнштейн указал на нее: ошибка была чисто
математической и не колебала физического вывода. По этому поводу Эйнштейн в
блестящей импровизации изложил свои соображения о математических методах и
физической истине" [4].
Из своих старых товарищей по Политехникуму Эйнштейн общался больше всего с
Гроссманом. Наиболее важные для науки беседы друзей имели место позже, по уже в
1909-1911 гг. Эйнштейну приходилось прибегать к советам Гроссмана,
разрабатывавшего в это время проблемы неевклидовой геометрии. Встречался
Эйнштейн и с Адлером, они жили в одном доме и иногда убегали от шума на чердак,
чтобы поговорить. Беседы их, по всей вероятности, включали философские споры:
Адлер был махистом, и ему была чужда уверенность Эйнштейна в объективной
реальности мира. Он, как и Мах, был противником теории относительности.
Эйнштейн дружил также с двумя цюрихскими профессорами - цивилистом Эмилем
Цюрхером и историком Альфредом Штерном. Эйнштейн писал, что он ценит в Цюрхере
его тонкое понимание психологии людей, умение сопоставлять далекие одно от
другого понятия, разнообразие интересов и добродушный юмор. "Круг интересов
Цюрхера неограничен, и его здравые суждения о людях и вещах выходят за рамки
профессиональных знаний. Эти суждения показывают недостаточность формальной
логики - их можно постигнуть, если самому пришлось много читать и сопоставлять.
Он - один из самых интересных людей, которые мне вообще когда-либо встречались"
[5].
Для Эйнштейна характерно близкое и постоянное интеллектуальное общение с людьми,
далекими от физики и математики. Он много беседовал с юристами, историками,
врачами. По-видимому, такая склонность связана с характером основных идей
Эйнштейна. Он поднимался от конкретных физических расчетов к коренным вопросам
бытия и именно на этом пути подходил в конце концов к самым конкретным (иногда
прямо выходящим в практику) заключениям. Многим это восхождение к вершинам
казалось уходом от пауки в область общефилософских концепций. Даже такой живой
и
широкий мыслитель, как Нернст, говорил, что эйнштейнова теория броуновского
движения выше теории относительности, потому что последняя уже не является
физической теорией, а принадлежит к числу философских обобщений. Это типично
"до-атомное" суждение.
4 Ibid., 173-174.
5 Ibid., 185.
145
Характер научных идей и интересов позволял Эйнштейну подчас находить
собеседников по научным вопросам среди людей, далеких от официальной науки, во
всяком случае от физики. Ведь этим людям доступны и близки общие соображения о
пространстве и времени, "детские" размышления, не стертые уверенностью в
"очевидности" традиционных понятий, уверенностью, вырастающей из привычного
профессионального оперирования этими понятиями. У Эйнштейна подобные
размышления
были исходным пунктом физических концепций.
Эйнштейн дружил в Цюрихе с историком Альфредом Штерном, к которому он приходил
в
свои студенческие годы. Впоследствии, в день восьмидесятилетия Штерна, Эйнштейн
писал о нем: "...Едва ли я знаю второго человека с такой чудесной
непоколебимостью сохраняющего себя при катастрофической смене бытия, мнений и
оценок" [6].
Очень близок Эйнштейну был всемирно известный специалист по паротурбостроению
Аурел Стодола. Характеристика Стодолы, написанная Эйнштейном в 1929 г.,
интересна не только для оценки знаменитого теплотехника, она раскрывает черты
самого Эйнштейна. Мы приведем эту характеристику почти полностью.
|
|