|
обязательным: классическая паука не ограничивала скорости тел, но бесконечная
скорость тел в ней не фигурировала; напротив, казалось естественным, что тело,
находящееся в данный момент в одном месте, не может быть в тот же момент в
другом месте. Поэтому в "классическом идеале" паука рисует мир в четырехмерном
аспекте: если речь идет о теле и характеризуется его положение, т.е.
указываются
три пространственные координаты, то вместе с ними указывается и время, когда
тело достигло такого положения. Предполагается, что тело, вообще говоря, пе
находится в покое и, во всяком случае, покоящееся тело не участвует в
каких-либо
событиях. Это классическое четырехмерное представление было нарушено понятием
силы, распространяющейся с бесконечной скоростью. Постулат мгновенного
дальнодействия не вытекал из более общих основ классической науки, противоречил
ее "внутреннему совершенству", оставался произвольным дополнением к
"классическому идеалу", нарушал естественную гармонию мироздания.
131
Восстановление гармонии было "надличным" стремлением Эйнштейна, определявшим
всю
его жизнь и все творчество. В данном случае задача была осложнена идеей эфира.
Эфир, по выражению Планка, "дитя классической науки, зачатое во скорби", стал
опорой понятия одновременности и распада четырехмерного "классического идеала"
на самостоятельное время (его поток охватывает все пространство и не зависит от
пространственных отсчетов) и самостоятельное пространство (в нем происходят
события в течение непротяженного мгновения, в нулевое время). Мы видели, что
регистрация событий, происшедших в одно и то же мгновение, может иметь место
даже при конечной скорости сигналов, если существует неподвижный эфир как
абсолютное тело отсчета для всех тел. Два сигнала из одного источника приходят
в
два пункта одновременно, если источник находится на равных расстояниях от этих
двух пунктов и если сигналы передаются с одной и той же скоростью. Лучи света
одновременно попадают на экраны, установленные на носу и на корме корабля, если
они исходят из фонаря, зажженного посередине между носом и кормой. Если
существует мировой эфир и движение корабля сказывается на скорости световых
сигналов, то описанная синхронизация событий (попаданий света на экраны)
возможна, пока корабль недвижен по отношению к эфиру. Представим себе другой
корабль, который прошел рядом с первым в момент, когда зажегся фонарь. На
втором
корабле тоже есть экраны, но свет попал на них не одновременно, он должен был
догонять экран на носу, а экран на корме шел навстречу свету (разумеется, если
есть эфир, если второй корабль движется в эфире и если это движение сказывается
в скорости световых сигналов на корабле). На первом корабле знают, что
одновременность попаданий света имеет абсолютный характер, ведь их корабль
неподвижен в эфире, неподвижен в абсолютном смысле. Пассажиры второго
движущегося корабля не смогут с ними спорить, они знают, что неодновременное
освещение их экранов объясняется движением корабля. Но если эфира нет и
скорость
света не зависит от движения, все
132
это меняется. Пассажиры второго корабля могут утверждать, что их корабль
неподвижен (скорость сигналов действительно не обнаруживает движения) и что
сигналы попадают па экраны в одно и то же время. Но пассажиры первого корабля
имеют столько же оснований настаивать на неподвижности своего корабля и
одновременности освещения своих экранов. Вместе с абсолютным движением теряет
смысл и абсолютная одновременность. События, одновременные в одной системе
отсчета, будут неодновременными в другой системе, и наоборот. Теория Эйнштейна
покончила с фикцией единого потока времени, охватывающего всю Вселенную.
Соответственно она покончила с фикцией чисто пространственных мгновенных
процессов. Наступила эра четырехмерного, пространственно-временного
представления о мире.
Математический аппарат такого представления был создан Германом Минковским в
1908 г. Минковский в это время жил в Гёттингене. Здесь издавна, со времен
Гаусса, существовала традиция крайней изощренности в строгости математической
мысли и интереса к основаниям математики. Почти за столетие до описываемого
времени здесь встретила сочувственное понимание геометрия Лобачевского, здесь
Риман изложил своп соображения о многомерной геометрии и здесь же он построил
свой вариант неевклидовой геометрии. В Гёттпнгене любили математические
тонкости. Их любили все: даже физики погружались в математические построения,
не
преследовавшие цели разъяснения физической сущности явлений. Эйнштейн как-то
пошутил: "Меня иногда удивляют гёттингенцы своим стремлением не столько помочь
ясному представлению какой-либо вещи, сколько показать нам, прочим физикам,
|
|