случае покоя или равномерного движения этой системы показывает, что система А 
движется с ускорением абсолютным образом не только но отношению к В (что можно 
было бы выразить как движение В относительно А), но и по отношению к чему-то 
абсолютно неподвижному. Соответственно можно утверждать, что система В, где нет 

сил инерции, не обладает ускорением по отношению к чему-то абсолютно 
неподвижному. Это "нечто абсолютно неподвижное", вызывающее силы инерции в 
случае ускоренного движения, представляет собой, по мнению Ньютона, 
пространство 
- пустое, абсолютное пространство.

89

Рисуя картину движений без ускорения, движений по инерции, мы не сталкиваемся с 

влиянием или какими бы то ни было доступными наблюдению проявлениями 
абсолютного 
пространства. Именно это и хотел доказать Галилей. Он приводит в "Диалоге о 
двух 
системах мира" картину событий в каюте равномерно движущегося корабля. В ной 
все 
происходит так же, как на неподвижном корабле. В каюте летают бабочки, вода 
каплет в подставленный сосуд и т.д. Все эти процессы не меняют своего хода, 
когда корабль движется без ускорения. Обобщением подобных наблюдений был 
классический принцип относительности инерционного движения.

Отметим попутно, что Эйнштейн подчеркивал неочевидность закона инерции, вернее, 

сводил его "очевидность" к длительному и привычному характеру наблюдений и 
понятий, первоначально казавшихся парадоксальными.

Непосредственное наблюдение показывает, что тела, движение которых не 
поддерживается постоянно действующей силой, останавливаются. Привычная 
логическая конструкция, восходящая к Аристотелю и распространенная еще в XVII 
в., рассматривала в качестве естественного круговое движение.

"Знание о прямолинейности движения предоставленного самому себе тела отнюдь не 
вытекает из опыта, - говорил Эйнштейн. - Наоборот! И круг считался 
наипростейшей 
линией движения и часто провозглашался таковой мыслителями прошлого, например 
Аристотелем" [2].

2 Мошковский, 48.


Понятие инерции появилось отнюдь не в результате "чистого описания" 
непосредственно наблюдаемых фактов. Напротив, оно было результатом столкновения 

традиционных наблюдений с общими идеями, стремления к непротиворечивой общей 
картине мира, внимания к новым наблюдениям, не укладывавшимся в аристотелевскую 

схему движения.

В XVII в. понятие инерции было во многих отношениях началом новой науки. Прежде 

всего в нем воплотилась основная идея рационализма XVII в. - освобождение 
природы от антропоморфных схем. Само понятие "природы" в XVII в. изменило свой 
смысл. Раньше под этим термином понимали некоторую трансцендентную силу, 
стоящую 
за материальным миром и управляющую


им: "Природа - это министр бога", - говорил в XVI в. ля Боэси. Теперь природу 
отождествили с материальным миром. Тем самым Вселенная оказалась освобожденной 
от трансцендентных сил. Механическим эквивалентом этой идеи было представление 
о 
движении, которое не требует никакой поддерживающей его силы, выходящей за 
пределы природы. Бэконовское "свободное движение без сверхнатурального толчка" 
есть единственное реальное движение. Движение тела в данный момент объясняется 
тем, что тело двигалось в предшествующий момент, а ускорение объясняется 
воздействием других движущихся тел, т.е. в последнем счете универсальным 
движением всех тел Вселенной. Свобода от аристотелевского "первого двигателя" 
выражалась тогда в схеме природы как механизма, в котором нет ничего, кроме 
действующих друг на друга частей. Бойль говорил, что природа - это "космический 

механизм" и нет нужды искать метафизическую причину его функционирования, так 
же 
как мы не ищем метафизической причины функционирования часов [3]. Выражением 
такого свободного движения тел и свободного от метафизических причин 
функционирования природы является сохранение того состояния, которое вытекает