создании 
теории относительности, понятия и термины, почерпнутые из книг, входили 
преображенными, часто изменившими основной смысл. Они еще более оттачивались в 
процессе применения к физическим проблемам, при разработке новых физических 
теорий.

При этом, разумеется, исчезали сравнительно кратковременные увлечения, исчезали 

противоречия, характерные для первоначального развития философских взглядов.

В своей автобиографии 1949 г. Эйнштейн говорит, что сделанный в ней 
схематический рисунок не передает сложности и даже хаотичности хода духовного 
развития. Ретроспективно это развитие выглядит органическим, но в 
действительности оно напоминало беспорядочную смену изображений в калейдоскопе. 

Эйнштейна интересовала единая схема, охватывающая законы бытия в целом.

53

Вспоминая свою юность, он, естественно, упорядочивал ее в свете зрелых, 
развитых 
идей, выкристаллизовавшихся позже. Если учесть эту неизбежную аберрацию, то 
рекопструкция идейного развития, данная в автобиографии и игнорирующая 
"атомистическую структуру" сознательной деятельности человека, правильно 
передает главное содержание юношеских идей Эйнштейна.

"В развитии человека моего склада поворотная точка достигается тогда, когда 
главный интерес жизни понемногу отрывается от мгновенного и личного и все 
больше 
и больше концентрируется в стремлении мысленно охватить природу вещей. С этой 
точки зрения приведенные выше схематические заметки содержат верного столько, 
сколько вообще может быть сказано в таких немногих словах" [3].

3 Эйнштейн, 4, 260.


Ретроспективная оценка ранних этапов духовного развития в свете позднейших 
взглядов необходима в научной биографии почти каждого мыслителя, но для 
Эйнштейна она имеет особый смысл. Это следует из приведенных только что строк: 
отрыв главных жизненных интересов от кратковременного и личного заставляет 
мыслителя впоследствии искать единый и цельный рисунок его действительной, 
очень 
сложной и противоречивой духовной жизни. Это относится не только к 
калейдоскопическому потоку непосредственных впечатлений, но и к потоку 
философских и научных идей, почерпнутых юношей в книгах. Когда Эйнштейн на 
склоне лет вспоминал об идеях Юма, Канта и т.д. и уточнял свои позиции по 
отношению к этим идеям, он вовсе не исправлял прошлое, он только указывал, что 
в 
прошлом произвело на него не мимолетное, а сохранившееся впечатление, какие 
философские влияния оказались не только эпизодами его личной жизни, но и 
основой 
научного подвига, т.е. эпизодами истории науки.

Эйнштейн относился к своему собственному идейному развитию так же, как и ко 
всему остальному: он и здесь стремился выйти в сферу "надличпого". В данном 
случав "надличное" - это те философские понятия и идеи, которые отстоялись в 
сознании ученого и стали в некоторой мере основой новых научных представлений. 
Разграничение личной биографии и "надличной" истории науки


54

очень характерно для воспоминаний Эйнштейна. Он перебирает факты и мысли и 
откладывает в сторону все, что осталось личным, чисто биографическим, оставляя 
то, что вошло в творческую жизнь. Такое разграничение позволяет правильнее 
понять некоторые воспоминания и оценки Эйнштейна. Например, мы увидим позже, 
что 
сочувствие философским взглядам Маха осталось в воспоминаниях Эйнштейна чисто 
биографическим эпизодом, а стихийное вначале, потом все более сознательное 
недоверие и даже антипатия к философии Маха выросли в существенную предпосылку 
"надличного" мировоззрения, из которого вытекал пересмотр классической физики.

Остановимся на гносеологических экскурсах в автобиографии 1949 г. (может быть, 
правильнее их назвать "эпистемологическими"; слово "эпистемология", иногда 
применяемое как синоним слова "гносеология", все же несколько уже по 
содержанию: 
оно относится чаще всего к собственно научному познанию и обозначает теорию 
науки). Исходная идея гносеологических экскурсов в автобиографии Эйнштейна - 
независимость мира от познания. Впрочем, это исходная идея не только собственно