не только традиционную религию, но и деизм.

У Спипозы, может быть, ярче, чем у других рационалистов XVII в., видна 
онтологическая тенденция: разум стремится постичь в природе внутреннюю гармонию 

причин и следствий, присущую самой природе. Эта гармония постижима, когда разум 

отходит от непосредственных наблюдений (например, от наблюдаемого движения 
Солнца вокруг Земли; исходный пункт рационализма XVII в. - гелиоцентрическая 
система) и строит новую картину, которая в конце концов объясняет всю 
совокупность наблюдений наиболее естественным образом. Поэтому на гроб-

417

нице Галилея написано: "Proprios impendit oculos, cum iam nil amplius haberet 
nature, quod ipse videret". ("Потерял зрение, поскольку уже ничего в природе не 

оставалось, чего бы он не видел".) Надпись эта говорит, что Галилею не нужно 
было видеть движущееся Солнце, его мысль двигалась свободно, не связанная 
наблюдением. Но Галилей должен был доказать, что картина, к которой он пришел, 
отрицая неподвижность Земли, согласуется с видимым, определяет неизбежность 
наблюдаемых явлений; а также, что новая схема объясняет факты, не 
укладывающиеся 
в старую. Галилей, жалуясь на слепоту, вспоминал о картине прилива в Венеции - 
приливы, как он думал, необъяснимы с геоцентрической точки зрения. Рационализм 
XVII в. брал под подозрение не показания чувств в целом, а данный, ограниченный 

комплекс показаний; он противостоял не эмпирии, а эмпиризму.

Важно заметить, что у Спинозы и других рационалистов XVII в. идея должна быть 
независимой от позиции наблюдателя, от тою, что Паскаль называл "ненавистным я".
 
Тогда идея будет истинной. "Истинная идея, - говорит Спиноза, - должна быть 
согласна со своим объектом" [2].

2 Спиноза Б. Избр. произв. М., 1957, с. 388.


Эта мысль Спинозы и всего рационализма XVII в. встречается у Эйнштейна в такой 
же простой, общей и истинной теории, в которой фигурируют суждения, независимые 

от позиции отдельного наблюдателя (и именно поэтому парадоксальные и 
противоречащие отдельным, непосредственным наблюдениям). Эйнштейн продвинул 
далеко вперед применение в физике инвариантных величин, которые не меняются при 

переходе от представления, свойственного одному наблюдателю, к представлению, 
свойственному другому наблюдателю. В сущности последовательное распространение 
инвариантных величин в учении о природе было стержнем развития науки, 
выражением 
все большего освобождения науки от антропоцентрических фетишей. Гелиоцентризм, 
бесконечная и однородная Вселенная Брупо и Галилея, понятие инерции и 
классическая относительность означали, что истины, справедливые лишь для 
земного 
наблюдателя (и поэтому согласующиеся с непосредственным наблюдением), уступают 
место истинам, справедливым для всякого наблюдателя и поэтому выражающим 
независимость природы от какого бы то ни было наблюдения. Эйнштейн освободил 
это 
исходное представление XVII в. от наложенных на пего впоследствии ограничений.

418

Какое же представление о природе является адекватным ей и свободным от 
субъективных моментов? Это представление Галилея и Декарта о гомогенной, 
бескачественной материи. Отсюда геометрия (именно геометрия, а не арифметика!) 
- 
основа науки. Она позволяет раскрыть каузальную связь в природе. Эта связь 
сводится к взаимодействию тел. Универсальная каузальная связь исключала из 
числа 
причин все, что не сводится к взаимодействию тел. Эта мысль в течение долгих 
лет 
играла очень важную роль в научном творчестве Эйнштейна.

Свобода природы от каких-либо трапсцендентпых воздействий выражается в 
сохранении состояний. Мы увидим, что идея сохранения состояний приводила 
Спинозу 
к некоторому очень широкому и общему понятию, близкому инерции Галилея и 
Декарта.

Зависимость поведения каждого тела от поведения всех тел Вселенной превращает 
последнюю в единый механизм.