частица исчезает в данной клетке и возрождается в соседней, никакой сигнал не 
может быть отправлен на расстояние, меньшее элементарного, и в течение времени, 

меньшего элементарного. Два события - пребывание частицы в точке х в момент 
времени t и пребывание частицы в точке х в момент времени t' - не могут быть 
разделены расстоянием, меньшим элементарного расстояния, и временем, меньшим 
элементарного интервала.

Предположение о дискретности пространства-времени кажется естественным хотя бы 
потому, что оно высказывалось на каждом этапе развития науки. Уже Эпикур - об 
этом речь пойдет в главе "Эйнштейн и Аристотель" - говорил о "кинемах", о 
микроскопических перемещениях атомов в течение "мгновений, постижимых лишь 
мыслью", с одной и той же скоростью. Тела, состоящие из атомов, могут двигаться 

с меньшей скоростью; они даже могут быть неподвижными, если число "кинем", 
направленных в одну сторону, примерно равно числу "кинем", направленных в 
обратную сторону.

367

Мир современных аналогов эпикуровских "кинем", мир элементарных трансмутаций-
смещений может служить иллюстрацией, - разумеется, совершенно условной - тех 
закономерностей, которые Эйнштейн искал за кулисами закономерностей квантовой 
механики. Движение тождественной себе частицы подчинено соотношениям квантовой 
механики Рассматривая результат большего числа элементарных трансмутаций-
переходов, игнорируя отдельные переходы, принимая во внимание макроскопическое 
движение частицы, мы не можем выйти за пределы этих соотношений: зная положение 

частицы в данный момент, мы можем узнать лишь вероятность ее скорости. Частица 
движется в определенную сторону, ее макроскопическая траектория имеет 
определенное направление, если вероятность элементарных сдвигов в эту сторону 
больше, чем вероятность элементарных сдвигов в другую сторону, В атом случае 
частица после большого числа переходов окажется прошедшей свой макроскопический 

путь, на котором определенное положение несовместимо с определенной скоростью. 
Здесь все подчинено статистическим закономерностям квантовой механики. Но это 
еще ничего не говорит о закономерностях, стоящих за кулисами квантовой механики.


Речь идет отнюдь не о каких-то "скрытых параметрах", не о каких-то неизвестных 
процессах, позволяющих точно определить в одном эксперименте положение и 
скорость движущейся частицы, найти закономерности движения этой частицы, 
определяющие достоверным образом не вероятность ее пребывания в данной точке, а 

самое пребывание. Подобных "скрытых параметров" нет, движение частицы (частицы, 

тождественной все время самой себе, частицы, движущейся, не исчезая и не 
возникая) определяется статистическими законами квантовой механики. Но такое 
движение представляет собой, быть может, только статистический результат 
большого числа элементарных процессов, к которым неприменимо понятие 
определенных или неопределенных динамических переменных.

Подобные схемы не претендуют на что-либо большее, чем роль условных иллюстраций,
 
показывающих одно обстоятельство, важное для понимания и исторической оценки 
"бесплодных" идей Эйнштейна. Эти идеи отнюдь не тянули физику вспять, от 
квантово-статистической причинности к классической причинности. Приведенная

368


схема иллюстрирует принципиальную возможность такого развития теории микромира, 

которое отводит эту теорию еще дальше от классических представлений, чем 
квантовая механика, к идеям, еще более парадоксальным и "безумным" с точки 
зрения классической физики. Все дело в том, что процесс познания, каким он 
представлялся Эйнштейну, не встречает абсолютных границ в виде окончательно 
завершенных теорий и не возвращается назад. Процесс познания повторяет иногда 
уже пройденные циклы, но всегда на новой основе.

Уже в начале сороковых годов Эйнштейн подходил очень близко к идеям, 
созревающим 
сейчас, в семидесятые годы, в релятивистской квантовой физике в связи с 
изучением свойств элементарных частиц и различных взаимодействий полей. В 
начале 
этой главы приводились строки из письма Эйнштейна Гансу Мюзаму в 1944 г. - в 
них 
говорится о "безжалостных тисках математических мучений".

Перед этими строками изложен общий замысел единой теории: