|
современном, неклассическом эксперименте, который не столько иллюстрирует
подчинение новых явлений старым законам, сколько обнаруживает парадоксальные
факты, требующие модификации, обобщения и уточнения старых законов.
339
Рационализм в его традиционном понимании идентифицирует мир. Он объясняет
каждый
факт, относя его к более общему классу, включая его во множество тождественных
фактов. Наиболее полное воплощение классического рационализма - картезианская
физика - отождествляет тела с частями гомогенного, лишенного качественных
отличий, тождественного себе пространства. Но пространственно-временное
представление становится иллюзорным, когда субстанция лишается своей
неоднородности, когда она не сохраняет даже своего отличия от пустого
пространства. Апофеоз тождественности лишает пространственные объемы
протяженности, а временные интервалы - длительности, пространство становится
одной точкой, а время - одним мгновением.
Но и апофеоз нетождественности опустошает мир. Мы не можем зарегистрировать
индивидуальный, локальный, абсолютно не тождественный другим физический объект,
не приписывая ему какие-то общие предикаты, не включая его в классы
идентифицированных элементов. И не рассматривая его в пространстве и во времени,
в гомогенном пространственно-временном континууме.
Теория относительности и квантовая механика не были апофеозом пространственно-
временного представления в духе Декарта и не были апофеозом автономной и
субстанциальной монады, вырывающейся из пространственно-временной картины. Они
были апофеозом рационализма в его реальном движении, в его реальной связи с
наукой, апофеозом неразрывной связи логического анализа и эксперимента.
Присмотримся к основному представлению теории относительности: каркас
четырехмерных мировых линий - это ratio мира. Присмотримся теперь к основному
представлению квантовой механики: в микроскопических областях частица отступает
от мировой линии, ее пространственно-временная локализация неопределенна, а
если
увеличивать точность локализации, то эксперимент изменяет направление мировой
линии, изменяет импульс и энергию частицы. Мировая линия оказывается размытой.
Но именно это придает мировой линии физический характер, физическое бытие,
отличает реальную мировую линию частицы от чисто геометрического, хотя и бы и
четырехмерного, но все же лишь геометрического образа. В свою очередь, понятие
неопределенности положения частицы теряет смысл без макроскопического
представления, без понятия мировой линии.
340
Нам предстоит подробнее познакомиться с этой дополнительностью
микроскопического
и макроскопического аспектов в современной физике. Такая дополнительность - в
фарватере реальной эволюции рационализма. И в фарватере того понимания
рационализма, которое не раз высказывалось в работах Эйнштейна. Ограничимся
следующими иллюстрациями его гносеологического кредо.
В статье "Физика, философия и научный прогресс" Эйнштейн говорит о сквозных
идеях науки и сквозных особенностях научного мышления XVII-XIX вв., которые
сохраняются и сейчас, в XX столетии.
Первая из сохраняющихся особенностей научного мышления, на которую указывает
Эйнштейн, сенсуалистическая: "Во-первых, мышление само по себе никогда не
приводит ни к каким знаниям о внешних объектах. Исходным пунктом всех
исследований служит чувственное восприятие. Истинность теоретического мышления
достигается исключительно за счет связи его со всей суммой данных чувственного
опыта" [5].
5 Эйнштейн, 4, 320.
Это очень далеко от ныотонианского эмпиризма и индуктивизма; сенсуалистический
тезис Эйнштейна - целиком в рамках рационализма и потерял бы смысл при
буквальном следовании ньютоновскому "hypotheses поп fingo". И в то же время это
очень близко ньютоновской ориентации на эксперимент и наблюдение. Сама эта
ориентация отличается от "hypotheses non fingo", эксперимент на деле невозможен
без логического анализа проблемы, он состоит в освобождении рациональной, в
значительной мере предваряющей наблюдение, схемы процесса от осложняющих
обстоятельств, причем критерий существенности, отделяющий наблюдаемые процессы
|
|