|
Жолио ощущение непрерывности и преемственности жизни людей было высказано в
более сенсуально-конкретной форме. Для него оловянный подсвечник был
катализатором ряда картин, о которых он пишет в приведенном отрывке. У
Эйнштейна
то же ощущение высказано в форме логической дедукции и не требует таких
конкретных образов, как перила, отполированные руками, каменная ступенька с
выемками от шагов и т.д. Но у обоих вещи - объективация человеческих поступков,
жизни, труда.
Что же объективируется в вещах?
Речь идет именно об объективации, а не о фетишизации; не о превращении
человеческих отношений в свойства вещей, а о переходе мыслей и воли человека в
изменение природы, в новую компоновку элементов природы. Такое превращение и
есть создание вещей. Люди объективируют свои мысли и волю, по выражению
Эйнштейна, сообща. Производство вещей, т.е. новых сочетаний элементов и сил
природы, то, что Маркс называл материальным производством, является
общественным
процессом. Общественный труд становится основой интеллектуального и
эмоционального соединения людей. Мысли и чувства человека направлены к другим
людям, человек живет для других и поэтому его жизнь продолжается в других,
становится элементом бессмертной жизни.
Подобная иммортализация индивидуальной психики идет по следующим направлениям.
Труд, объективирующий психику человека, состоит в целесообразном сочетании
происходящих в природе, независимых от человека процессов, в иной компоновке
сил
природы. Такая сознательная компоновка исходит из прогноза, из представления о
событиях, которые однозначно определены предшествующими событиями. Стремление к
познанию этих причинных связей, поиски детерминизма в природе - такая же
спонтанная особенность человека, как труд и, забегая немного вперед, как
стремление к добру; в нем находит свое выражение природа человека, то, что его
выделяет из животного мира. Спиноза отнес бы эти стремления к causa libera, к
свободному, независящему от внешних импульсов выявлению природы (он сравнивает
подобное выявление с геометрическими свойства-
329
ми фигур, вытекающими из природы этих фигур). Современный биолог, вероятно,
перевел бы такой тезис фразой о стремлениях, закодированных в молекулах и
клетках homo sapiens. Во всяком случае человеку свойственно стремиться к истине.
Homo sapiens есть homo cognoscens - познающий человек, проникнутый идеалом
истины.
Подчеркнем динамический характер этого идеала. Человек не может узнать нечто
достоверное о природе, це располагая заранее некоторым полученным от других
людей фондом истины. И не может объективировать себя, не пополнив этот фонд
каким-то новым вкладом. Мы снова убеждаемся в дифференциальном характере бытия,
в необходимости ненулевой производной по времени, движения, изменения, чтобы
бытие, а значит и бессмертие, было действительным. Неклассическая наука меняет
не только скорость продвижения к идеалу науки, но и самый идеал. Он менялся и в
прошлом. Идеалом античной науки была статическая схема, восстановление которой
объясняло все "естественные" движения. Идеалом науки XVIII-XIX вв. было
сведение
механики мира к центральным силам. Сейчас, в неклассическую эпоху, идеал
познания, идеал истины не только изменился, но и меняется практически
непрерывно.
Вторая линия иммортализации внутреннего мира человека направляется его
моральными идеалами. Здесь, в книге, посвященной Эйнштейну, следует
остановиться
на связи между научными и моральными идеалами. Об этой связи Эйнштейн
сравнительно подробно говорил в беседе с ирландским писателем Мэрфи,
опубликованной в 1930 г. [1] Двадцать лет спустя в предисловии к книге Филиппа
Франка "Относительность" Эйнштейн вернулся к этой же проблеме (предисловие
имеет
подзаголовок "Законы науки и законы этики") [2].
1 См.: Эйнштейн, 4, 163-165.
2 Там же, 322-323.
В беседе с Мэрфи Эйнштейн в очень категорической форме отрицал возможность
научного обоснования моральных идеалов. "Я не считаю, - говорил он, - что наука
|
|