Общественная и моральная непримиримость характерна для многих подлинных ученых. 

Служение науке требует такой независимости, последовательности, честности и 
смелости, которые в общем случае несовместимы с моральными компромиссами. 
Житейский и общественный оппортунизм часто бывает прологом идейного 
оппортунизма 
в науке и полного или частичного отказа от подлинно научных поисков. Но если 
для 
всех ученых научные и этические критерии переплетены, то у Эйнштейна, как это 
уже говорилось, они были слиты.

Поэтому он глубже, чем кто-либо другой из естествоиспытателей его поколения, 
переживал трагедию военно-агрессивного применения науки. Именно глубже, потому 
что непосредственные участники изготовления атомной бомбы пережили катастрофу в 

Хиросиме, быть может, острее и болезненнее. Для Эйнштейна речь шла не только о 
ряде ядерных исследований, в которых он, собственно, и не участвовал, а о науке 

в целом. С другой стороны, деятельность атомных учреждений США была наиболее 
рельефным выражением зависимости науки от иррациональных сил. Тот же демон 
иррационального выглядывал из протоколов всякого рода совещаний в военном 
ведомстве, в промышленных корпорациях и в зависимых от них университетах и 
институтах. Этот демон теперь не проклинал науку, но он заставлял науку служить 

ему. С вершин абстрактной мысли, где Эйнштейн чувствовал себя в своей стихии, 
было видно, что наука в целом попала в тяжелую зависимость от кругов, чуждых и 
враждебных бескорыстному служению истине. Для Эйнштейна наука была синонимом 
свободной мысли, служащей чему-то надличному и рациональному. Наука служит 
практическим интересам, не изменяя своему рациональному смыслу и выявляя этот 
смысл наиболее полным образом, если практические интересы состоят в 
рациональном, основанном на разуме и науке, а следовательно, на истине и 
справедливости, переустройстве общества и природы. Практика рационального, 
гармоничного общества - основа свободного и гармоничного развития, рациональной 

мысли. Интересы антагонистического строя враждебны истине и служат для науки 
внешними для нее, принудительными условиями.

280

Милитаризация науки и агрессивный курс внешней политики заставили Эйнштейна в 
феврале 1950 г. выступить по телевидению со следующей оценкой послевоенного 
положения в США:

"Создавали военные базы во всех пунктах Земли, которые могут приобрести 
стратегическое значение. Вооружали и усиливали потенциальных союзников. Внутри 
страны в руках военных сосредоточилась невероятная финансовая сила, молодежь 
была милитаризована, производилась тщательная слежка за лояльностью граждан, 
особенно государственных служащих, с помощью все более внушительного 
полицейского аппарата. Людей с независимой политической мыслью всячески 
запугивали. Радио, пресса и школа обрабатывали общественное мнение" [10].

10 Einstein, Ideas and Opinions, p. 159-160.


Выступления Эйнштейна против проверки лояльности продолжались и позже. В мае 
1953 г. к нему обратился за советом Вильям Фрауэнгласс, учитель из Бруклина. Он 

был вызван в комиссию по расследованию, его обвиняли в поддержке 
интернациональных культурных связей. Фрауэнгласс отказался давать показания о 
своих политических взглядах. Это грозило ему множеством бед. Получив письмо 
Фрауэнгласса, Эйнштейн в мае направил ему, а в июне 1953 г. опубликовал в 
газете 
следующий ответ:

"Дорогой мистер Фрауэнгласс!

Проблема, вставшая перед интеллигенцией этой страны, весьма серьезна. 
Реакционные политики посеяли подозрения по отношению к интеллектуальной 
активности, запугав публику внешней опасностью. Преуспев в этом, они подавляют 
свободу преподавания, увольняют непокорных, обрекая их на голод. Что должна 
делать интеллигенция, столкнувшись с этим злом? По правде, я вижу только один 
путь - революционный путь неповиновения в духе Ганди. Каждый интеллигент, 
вызванный в одну из комиссий, должен отказаться от показаний и быть готовым к 
тюрьме и нищете. Короче, он должен жертвовать своим благополучием в интересах 
страны. Отказ от показаний не должен сопровождаться уловками... Он должен быть 
основан на убеждении, что для гражданина позорно подчиниться подобной 
инквизиции, оскверняю-

281