навсегда данную абсолютную истину. Само содержание научных идей Эйнштейна 
исключало их абсолютизирование. Этому содержанию соответствовали критический ум,
 
честность, скромность и юмор - все эти аптидогматические силы. Поэтому таким 
широким был резонанс, вызванный теорией Эйнштейна в эпоху общей переоценки 
ценностей.

Но переоценка ценностей не означает отказа от ценностей, относительность не 
означает абсолютного релятивизма - она сама относительна, критический ум, 
скромность и юмор не приводят к скептицизму и нигилистическому отрицанию. 
Подлинно антидогматическая мысль не догматизирует самое отрицание, она создает 
вечные ценности, вечные не в смысле неподвижности, а в смысле сохранения в 
изменяющихся формах.

Эта общая позиция Эйнштейна была глубоко оптимистической по своему существу, но 

на нее неизбежно накладывались колебания, сомнения, неуверенность - все, что 
отличает живую, ищущую мысль от схемы. Стихией Эйнштейна было однозначное и 
отчетливое отображение мира. Он воспринимал полутона и полутени в картине мира, 

но не они, а строгий рисунок доставлял ему наибольшее удовлетворение. Когда 
полутени набегали на рисунок и он переставал быть уверенным, однозначным и 
точным, это вызывало неудовлетворенность. Здесь - психологическая сторона 
коллизии между строгим рисунком теории относительности и полутенями квантовой 
физики, коллизии, логический аспект которой будет рассмотрен позже.

В конце сороковых и начале пятидесятых годов психологический тонус Эйнштейна 
снижался потерями близких людей. Они заставляли его вспоминать об ушедших еще в 

тридцатые годы друзьях и соратниках. Эйнштейн в это время часто возвращается к 
воспоминаниям о Пауле Эренфесте, покончившем с собой в 1933 г. Его самоубийство 

представляется Эйнштейну в некоторой степени результатом конфликта между 
научными интересами поколений и в еще большей степени между вопро-

247

сами, которые наука ставит перед ученым, и ответами, которые он может найти. 
Непосредственная причина самоубийства Эренфеста была чисто личной, но более 
глубокая причина состояла в трагической неудовлетворенности ученого.

В статье, написанной в 1934 г., вскоре после смерти Эренфеста, и посвященной 
памяти друга и характеристике ученого, Эйнштейн говорил, что выдающиеся люди 
сравнительно часто уходят добровольно из жизни, не в силах противостоять ее 
ударам и внешним конфликтам.

"Отказ прожить жизнь до естественного конца вследствие нестерпимых внутренних 
конфликтов - редкое сегодня событие среди людей со здоровой психикой; иное дело 

среди личностей возвышенных и в высшей степени возбудимых душевно. Такой 
внутренний конфликт привел к кончине нашего друга Пауля Эренфеста. Те, кто был 
знаком с ним так же хорошо, как было дано мне, знают, что эта чистая личность 
пала жертвой главным образом такого конфликта совести, от которого в той или 
другой форме не гарантирован ни один университетский профессор, достигший 
пятидесятилетнего возраста" [9].

Этот конфликт состоит в недостаточности сил ученого для решения тех задач, 
которые ставит перед ним наука. Эренфест обладал необычайно ясным пониманием 
этих задач. Но он считал свои конструктивные возможности очень малыми по 
сравнению с критическими способностями.

"В последние годы, - говорит Эйнштейн, - это состояние обострилось из-за 
удивительно бурного развития теоретической физики. Всегда трудно преподавать 
вещи, которые сам не одобряешь всем сердцем; это вдвойне трудно фанатически 
чистой душе, для которой ясность - все. К этому добавлялось все возрастающая 
трудность приспосабливаться к новым идеям, трудность, которая всегда 
подстерегает человека, перешагнувшего за пятьдесят лет. Не знаю, сколько 
читателей этих строк способны понять эту трагедию. Но все-таки именно она была 
главной причиной бегства из жизни" [10].

9 Эйнштейн, 4, 192.
10 Там же, с. 227.

248


У Эйнштейна разрыв между запросами науки - построением единой теории поля - и 
возможностями однозначного и ясного ответа не был таким трагическим, каким был 
разрыв между задачами и решениями у Лоренца и тем более у Эренфеста. Оптимизм 
Эйнштейна был глубоко органическим. Он был связан с уверенностью в гармонии и