"Это было удивительным зрелищем. По широким ступеням дворца тяжело поднимался 
человек с серебряными волосами. Его сопровождали на почтительном отдалении 
сотни 
людей. Корреспонденты, даже не раз встречавшие Эйнштейна, не проявляли 
бесцеремонности, столь характерной для них даже при встречах с коронованными 
особами. Корреспонденты остановились в нескольких шагах от Эйнштейна. Он 
обернулся и сказал, что встретится с ними позже. Затем Эйнштейн вошел в зал 
заседаний. Докладчик, говоривший о деталях воздушной войны, приостановился на 
мгновение, затем продолжал свою речь. Эта секунда молчания произвела на всех 
сильное впечатление, большее, чем если бы Эйнштейна встретили овацией. Все 
смотрели на Эйнштейна и видели в нем олицетворение Вселенной. Он обладал 
сверхчеловеческим обаянием".

Фраза об олицетворении Вселенной в какой-то мере передает весьма 
распространенное ощущение. Очень многие видели в Эйнштейне олицетворение науки, 

ищущей и находящей вселенскую гармонию, рациональную гармонию мироздания, 
ассоциирующуюся в глазах широких кругов с общественной гармонией.

Некоторые выступления на конференции произвели на Эйнштейна тягостное 
впечатление. Он понимал, что для предотвращения войны нужны не либерально-
пацифистские разглагольствования, а действительное разоружение. Берковичи через 

несколько часов увидел Эйнштейна,

228

взволнованного, с гневным взглядом. Портье в гостинице рассказал Берковичи, что 

Эйнштейн после возвращения из Дворца мира непрерывно играл на скрипке, извлекая 

из нее звуки, пронизанные гневом и болью, и прерывая игру взволнованными 
восклицаниями.

Беседа Эйнштейна с Берковичи началась с тяжелых обвинений в адрес 
государственных деятелей, прикрывавших псевдомиролюбивыми речами действительную 

подготовку войны.

"Они обманули нас, - говорил Эйнштейн. - Они оставили нас в дураках. Сотни 
миллионов людей в Европе и Америке, миллиарды людей во всем мире, так же как 
миллиарды, которым предстоит родиться, подвергались и подвергаются обману и 
предательству, угрожающим их жизни, здоровью и благополучию" [49].

49 Michelmore, 167-168.


Реакционные круги в Европе отвечали Эйнштейну растущей ненавистью. И не только 
в 
Европе. Накануне третьей поездки в Пасадену Эйнштейн услышал американские 
голоса 
в давно известном ему расистско-клерикальном хоре. Предыдущие выезды в Америку 
оформлялись без его участия: вся процедура выдачи виз выполнялась самим 
американским посольством. На этот раз получилось иначе. Посла в это время не 
было в Берлине, и дело попало в руки сотрудника, который вызвал к себе 
Эйнштейна 
и потребовал сведений о цели поездки, о политических взглядах и связях. 
Эйнштейн 
возмутился. Он заявил, что не поедет в Америку, и покинул посольство. Это 
вызвало переполох, всю ночь шли переговоры с Вашингтоном, и наутро визу 
доставили Эйнштейну с нарочным домой.

Быть может, рвение чиновника было подогрето письмом, копия которого имелась в 
посольстве. "Женская патриотическая корпорация" Америки направила в 
Государственный департамент протест против приезда Эйнштейна, которого она 
обвиняла в пацифизме и коммунизме. Это вызвало возмущение всей Америки. Вместе 
с 
визой Эйнштейн получил кипу телеграмм с просьбой не обижаться на сотрудника 
посольства и взбунтовавшихся дам.

229

По поводу выступления "Женской патриотической корпорации" он написал:
"Никогда еще я не получал от прекрасного пола такого энергичного отказа, а если 

и получал, то не от стольких сразу. Но разве они не правы, эти бдительные 
гражданки: разве можно открывать дверь человеку, который пожирает капиталистов 
с 
таким же аппетитом, с каким греческий Минотавр пожирал в свое время прелестных