Реакционные в научном и политическом отношении (эти критерии с течением времени 

все больше совпадали) круги ссылались на формальные мотивы. В зале заседаний 
Французской Академии наук имели право находиться только ее члены. Эйнштейн не 
входил в их число и мог занять место на хорах среди публики. Тридцать 
академиков 
заявили, что они покинут собрание, если Эйнштейн появится на нем. Все это дошло 

до Эйнштейна, и он отказался от приглашения, избавив многих своих друзей от 
неприятных эксцессов.

"Как раз те самые группы, - пишет Франк, - которые бурно протестовали против 
приема Эйнштейна, потому что он немец, стали наиболее усердными 
коллаборационистами, когда нацисты захватили власть. Эти французские "патриоты" 

подготовили поражение Франции и немецкое вторжение в 1940 г." [37]

35 Bulletin de la Societe francaise de philosophie. Seance du 6 avril 1922, p. 
92; Meyerson E. La deduction relativiste. Paris, 1925, p. 62.
36 Frank, 186.
37 Ibid., 197.


Из Парижа Эйнштейн вернулся в Берлин, но оставался недолго. Настойчивые 
приглашения шли из Японии. Там готовились к его лекциям, ждали встреч. Осенью 
1922 г. Эйнштейн и Эльза приехали в Марсель и на японском пароходе отплыли на 
восток. Они пересекли Средиземное море и Индийский океан, останавливались в 
Коломбо, Сингапуре, Гонконге и Шанхае. Всюду приезд Эйнштейна воспринимался как 

радостное событие для очень широкого круга людей.

219

Для Эйнштейна путь от Коломбо до Шанхая был серией весьма сложных впечатлений. 
Все время продолжалась напряженная интеллектуальная деятельность: Эйнштейн 
думал 
о проблемах, которые стали для него надолго, на тридцать лет, источником надежд,
 
разочарований, подчас трагических, новых надежд, новых разочарований. 
Размышления о единой теории поля не выталкивались из сознания впечатлениями 
путешествия, но и не мешали этим впечатлениям. Наибольший интерес вызывали у 
Эйнштейна картины жизни обитателей Коломбо, Сингапура, Шанхая. В своем путевом 
дневнике Эйнштейн рассказывает о цейлонских рикшах, "нищих с королевской 
осанкой", о своем нежелании воспользоваться варварским транспортом, о 
перенаселенных бедных кварталах восточных портовых городов, "где полуголые люди 

с мускулистыми телами и тонкими и спокойными лицами заставляют критически 
отнестись к европейцам, у которых вырождение, вульгарность и жадность считаются 

практической сметкой и предпринимательскими данными..." [38]

38 Michelmore, 117-118.


В конце ноября Эйнштейн прибыл в Кобе. Его приветствовала огромная толпа 
жителей 
города. Началась серия лекций, встреч, приемов и визитов, тем более 
утомительных, что каждое слово требовало перевода. На лекциях сотни людей 
слушали непонятную немецкую речь и потом, еще внимательнее, - японского ученого,
 
переводившего слова Эйнштейна. Первая лекция с переводом продолжалась более 
четырех часов. Эйнштейн решил пощадить своих покорных слушателей, и в следующем 

городе лекция с переводом длилась два часа. Но он ошибся. Японские спутники 
Эйнштейна с некоторым смущением объяснили ему, что сокращение огорчило 
аудиторию.

В Японии Эйнштейна застала весть об избрании его в Российскую Академию наук. В 
представлении, подписанном А. Ф. Иоффе, П. П. Лазаревым и В. А. Стекловым, 
говорилось: "...Поразительные успехи, которых добилась физика за последние 
пятнадцать лет, в значительной степени обязаны его идеям".

В каждом новом городе повторялись приемы, встречи, подношения, сопровождаемые 
сложными обрядами. Эйнштейну подарили "Чайную энциклопедию", в четырех томах 
которой содержалось описание многообразных церемоний чаепития.

220

Япония произвела на Эйнштейна сильное впечатление.