то как будто воцарился покой. Но везде чувствуются неимоверно острые 
противоречия. В городе потрясающая нищета, голод, неимоверная детская 
смертность..." [28]

Отметим, что фраза о "Братьях Карамазовых" находится между жалобами на неудачи 
единой теории поля и рассказом о тяжелых впечатлениях берлинской жизни. Это 
единственное, что воодушевляет Эйнштейна из всего упомянутого в письме. Как 
часто Эйнштейн в поисках мировой гармонии уходил из области абстрактно-
логических схем в область литературно-художественных восприятий. Такой переход 
облегчался эмоциональностью научного творчества и рационализмом художественных 
интересов и склонностей.

О единой теории поля речь впереди и еще не близко. Заметим только, что уже в 
двадцатые годы в письмах и дневниках Эйнштейна часто звучит грустное ощущение 
величайшей трудности постижения мировой гармонии. И величайшей трудности 
установления общественной гармонии. Это ощущение появляется, в частности, в 
путевых письмах и путевых дневниках Эйнштейна.

Эйнштейн относился с некоторым недоумением к деятельности Галилея, направленной 

на защиту гелиоцентризма. Он говорил, что в отношении собственных идей 
предпочел 
бы рассчитывать на убедительность, присущую самой истине, которая не нуждается 
для своего признания в слабых усилиях мыслителя. И вместе с тем Эйнштейн 
утверждал, что без чувства солидарности с единомышленниками жизнь показалась бы 

ему пустой. Противоречие здесь кажущееся. Для Эйнштейна его концепция мира 
представлялась непоколебимой в своей основе, в своих исходных принципах. Она 
казалась ему простой и постижимой в силу своей естественности и стройности - 
"внутреннего совершенства", завоевывающего умы независимо от сложных вычислений 

и наблюдений. Эйнштейн доводил свои работы до безукоризненной логической и 
математической корректности, он тратил долгие годы на разработку очень сложных 
математических построений, он понимал их спорность и их недоступность широким 
кругам. Но наряду со сложным, спорным и эзотерическим содержанием

210

теоретические конструкции Эйнштейна включали простые и ясные принципы, 
допускавшие экзотерическое, простое и ясное изложение. Эти принципы нужно было 
раскрыть перед людьми, и их внутренняя стройность и убедительность должны были 
довершить все остальное.

В двадцатые годы Эйнштейн почувствовал с особенной силой необходимость 
изложения 
указанных простых, ясных и бесспорных принципов науки. Отравленные замыслы 
реванша, безыдейная и бессильная позиция Лиги Наций, сращивание 
националистической стихии с выступлениями против основ научного мировоззрения - 

все это вызывало у Эйнштейна мысль о социальном эффекте науки.

Не математические расчеты, а рациональный дух физических теорий и общая картина 

вселенской гармонии должны были противостоять реакции. В этой сфере 
единомышленниками Эйнштейна, к которым он тянулся и чьей солидарности искал, 
были широкие круги. Общение с ними не укладывалось в рамки физических журналов.

В 1615 г. Галилей поехал в Рим, чтобы отстаивать гелиоцентризм и классический 
принцип относительности перед конгрегацией кардиналов. В двадцатые годы нашего 
столетия Эйнштейн предпринимал длительные и многократные путешествия, чтобы 
отстаивать новую картину мира перед коллективным разумом человечества.

Интересно, что противники Эйнштейна отметили расширение аудитории, к которой 
обращался Эйнштейн. В Германии появилась брошюра под названием "Теорию 
относительности внушают массам". Ее автор писал:

"Поскольку ошибочный характер теории относительности стал очевиден для научных 
кругов, Эйнштейн все более и более начал обращаться к массам и придавать своей 
теории и себе все более публичный характер" [29].

28 Seelig, 265.
29 Frank, 167.


В начале двадцатых годов Эйнштейн и Эльза побывали в Голландии, Чехословакии и 
Австрии, затем отправились в Америку, остановились в Англии, посетили Францию и,
 
наконец, совершили путешествие в Японию, Палестину и Испанию.

211