тщеславной... Но нет! Обе души, как и оба мозга,  - одного качества. Супруги
победоносно  выдерживают  это  испытание  и  в  своем  уклонении  от   славы
оказываются едины.

     * * *

     Признаться ли,  что  я  страстно  желала  разыскать  хоть  какое-нибудь
нарушение  этого закона,  казавшегося мне жестоким? Мне бы  хотелось,  чтобы
удивительный успех, научная известность, беспримерная для женщины, дали моей
матери  минуты   счастья.   Мне   казалось   чересчур   несправедливым,  что
великолепные достижения непрестанно вызывали  страдание у своей героини, и я
дала бы многое за то, чтобы найти в ее письмах, хотя бы в приписке или среди
признаний,   какой-нибудь   признак  эгоистической  гордости,  возглас   или
облегченный вздох победы.
     Напрасная  надежда. Мари, получив звание "знаменитой мадам Кюри", будет
временами  счастливой,  но только в тишине лаборатории  или  в  тесном кругу
своей семьи. Изо  дня в день она становится  тусклее,  бесцветнее  для того,
чтобы не стать той "звездой", в которой не узнала бы себя. Всем незнакомцам,
подходящим к ней с настойчивым вопросом: "Не  вы ли мадам  Кюри?",  -  она в
течение нескольких лет  будет отвечать  безразличным тоном, подавляя вспышку
страха и обрекая себя на бесстрастие: "Нет... вы ошибаетесь".
     В  присутствии  своих  поклонников или  власть имущих,  которые  теперь
обращаются с ней, как  с высочайшей особой, она, как и ее супруг, выказывает
удивление, усталость и более или менее удачно скрываемое нетерпение, а кроме
того - скуку; смертельная, давящая скука угнетает  ее, когда навязчивые люди
говорят о ее открытии и таланте.
     Из  множества анекдотов один прекрасно выражает  отношение обоих Кюри к
тому, что Пьер называет "благостынями судьбы". Супруги обедают в  Елисейском
дворце у президента Лубе. Вечером одна дама подходит к Мари и говорит:
     - Хотите, я вас представлю греческому королю?
     Мари  наивно,  вежливо,  в мягком  тоне  отвечает  чересчур откровенной
фразой:
     - Не вижу в этом надобности.
     Заметив, что дама опешила, и разглядев, к своему ужасу, что эта сначала
не   узнанная  ею  дама  не  кто  иная,  как   мадам  Лубе,  Мари  краснеет,
спохватывается и поспешно говорит:
     -  Да...  конечно, да, я  исполню ваше  желание!..  И когда  вам  будет
угодно.

     * * *

     У  Кюри  появляется другой повод жить "дикарями": они просто убегают от
любопытных. Больше,  чем  прежде, они  ездят по  безвестным деревням, а если
приходится им ночевать в каком-нибудь деревенском трактире, записываются под
вымышленной фамилией.
     Однако  лучшим  способом маскировки  оказывается  их естественный  вид.
Глядя на неуклюжего, плохо одетого  мужчину, который ведет  руками велосипед
по проселку  где-нибудь  в Бретани, и на его спутницу в крестьянском наряде,
кто бы мог представить, что это нобелевские лауреаты.
     Даже самые  осведомленные люди сомневаются,  они ли это. Одному ловкому
американскому газетчику удалось напасть  на их след.  Нагнав их в Пульдю, он
останавливается  в  полной  растерянности  перед  рыбачьим  домиком.  Газета
отправила  его проинтервьюировать известную ученую  - мадам Кюри. Где же она
может быть?  Надо у кого-нибудь спросить...  хотя  бы у этой милой  женщины,
которая сидит босиком на каменных  приступках у двери и  высыпает  песок  из
деревенских парусиновых туфель.
     Женщина  поднимает голову,  пристально вглядывается в непрошеного гостя
светло-серыми  глазами...  и  вдруг  становится похожей на сотни фотографий,
появлявшихся в  печати. Это  она!  Репортер с  минуту стоит  как  пораженный
громом, затем усаживается рядом с Мари и вытаскивает записную книжку.
     Увидев, что  бегство  невозможно, Мари покоряется судьбе и  отвечает на
вопросы короткими,  отрывистыми фразами. Да, Пьер Кюри и она  открыли радий.
Да, они продолжают свои исследования...
     Тем не  менее она не  перестает вытряхивать свои туфли и  для  верности
колотит  ими о  каменный  приступок, затем надевает  на свои  красивые ноги,
исцарапанные колючками и  камнями. Какой  прекрасный  шанс  для  журналиста!
Какой благоприятный повод набросать с натуры интимно бытовую сценку. И милый
репортер  спешно  запускает  свое  жало  глубже. Как  бы  хотелось  получить
несколько  откровенных сведений  о  юности  Мари, о  методах  ее  работы,  о
психологии женщины, посвятившей себя научным изысканиям!
     Но в ту же минуту лицо  Мари делается каменным, непреклонным.  И только
одной фразой,  той самой,  какую она будет  повторять как  свой девиз, одной
фразой,  рисующей ее  характер, жизнь и  призвание более  выразительно,  чем
целая  книга, Мари  прекращает разговор:  "В науке мы должны  интересоваться
фактами, а не личностями".


        ¶БУДНИ§

     Имя Кюри  стало  "знаменитым именем". У  Пьера и Мари появилось  больше