вступаешь  на путь, который  ведет  в тупик, то  можно наделать много зла. Я
полагаю  также,  что  справедливости  нет  на  этом свете  и  что  побеждает
наисильнейший. Человек  изнуряет себя работой,  а все-таки живет  нищим. Это
возмутительно,  но от этого ничего не изменится. А если перемены и будут, то
только потому, что человек - своего  рода  машина: с  точки зрения  экономии
выгодно  пользоваться любой машиной,  соблюдая нормальный режим  работы,  не
перегружая.
     У  Вас удивительные  понятия об эгоизме.  Когда мне  было двадцать лет,
меня постигло большое горе - я потерял подругу детства, которую очень любил,
при ужасных обстоятельствах;  у  меня не  хватает  мужества  рассказать  Вам
все...  После  ее гибели  меня и  днем,  и  ночью преследовали кошмары,  мне
доставляло какое-то удовольствие терзать самого себя. Затем я стал жить, как
живут монахи, потом  дал  себе обет  интересоваться  лишь вещами и больше не
думать ни о людях, ни о самом себе. Уже впоследствии я часто спрашивал себя,
не было ли это отречение от  жизни простой уловкой  перед самим собой, чтобы
иметь право все забыть...
     Можно ли в Вашей стране свободно  переписываться? Я сильно сомневаюсь в
этом  и  думаю, что  впредь  лучше  не заниматься  в  наших  письмах  такими
рассуждениями,  которые, несмотря  на  чисто философский их характер,  могут
быть дурно истолкованы и причинить Вам неприятности.
     Если Вы соблаговолите мне писать, то адресуйте: улица Саблон, 13.
     Ваш преданный друг
     Пьер Кюри.

     Пьер Кюри - Мари Склодовской, 17 сентября 1894 года:

     Меня очень  встревожило Ваше предыдущее письмо,  я  чувствовал, что  Вы
смущены и в нерешительности. Но письмо из Варшавы успокоило меня, я рад, что
к Вам вернулось спокойствие. Ваш портрет мне  очень  нравится. Какая хорошая
мысль прислать мне его, благодарю Вас от всего сердца.
     Наконец-то  Вы  приедете  в Париж, и  это  меня очень радует.  Я горячо
желаю, чтобы мы стали по  меньшей мере неразлучными друзьями. Того ли мнения
придерживаетесь и Вы?
     Будь   Вы    французской   подданной,   Вы   легко   стали   бы   здесь
преподавательницей в каком-нибудь лицее или школе для девиц. По  душе ли Вам
эта профессия?
     Ваш преданный друг
     Пьер Кюри.
     Я показал Вашу  фотографию своему брату. Не виноват ли я? Он нашел, что
Вы очень хороши. И добавил: "Вид у нее решительный, даже строптивый!

     * * *

     Вот  и  октябрь.  Сердце  Пьера преисполнено  счастьем.  Мари  сдержала
обещание  и вернулась  в Париж.  Ее видят и  на  лекциях  в  Сорбонне,  и  в
лаборатории  Липпманна. Но в этом году -  по ее предположениям, последнем во
Франции - она живет уже не в Латинском квартале. Броня  уступила ей  комнату
при своем приемном кабинете, который  она открыла на улице Шатодэн,  39. Так
как  Длусские живут  на улице Ля Вийет  и Броня приходит  на  улицу  Шатодэн
только днем, Мари может работать там совершенно спокойно.
     В  этой-то мрачной, немного печальной комнате Пьер  продолжает говорить
ей о своих чувствах. По-своему он так же упорен, как Мари. В нем сидит та же
вера, что и у будущей его жены, но еще  более целостная, еще более свободная
от всякой примеси. Наука для него - единственная цель. Поэтому  его любовная
история своеобразна, почти невероятна, поскольку в ней перемешиваются в одно
и сердечное влечение,  и основное стремление его ума. Человека науки тянет к
Мари и порыв страсти, и в то же время высшая духовная потребность.
     Он  готов  пожертвовать тем,  что  люди  зовут счастьем,  ради счастья,
известного только  ему. Он  предложил Мари проект, на первый взгляд  до того
ошеломляющий,  что мог бы сойти  за  хитрость, но в действительности  вполне
логично вытекавший из натуры Пьера. Если Мари его не любит, то не согласится
ли она  на чисто дружескую сделку: работать  в его квартире на улице Муфтар,
где окна выходят на сады, а всю квартиру можно  разделить на две независимые
друг от друга половины?
     Или же он, Пьер  Кюри,  поселится  в Польше, но ведь тогда ей неизбежно
придется  выйти  за него  замуж. Вначале он  будет давать уроки французского
языка, а после,  худо  ли, хорошо ли,  он  вместе  с  ней  займется  научной
работой.
     Перед  бывшей  гувернанткой,  когда-то  встретившей  пренебрежение   со
стороны  семьи   польских  помещиков,  предстает  скромным  просителем  этот
единственный в своем роде человек.
     Мари делится с Броней своими  колебаниями и  рассказывает о предложении
Пьера, о его готовности  покинуть родину. Она  лично не  считает себя вправе
принять такую жертву, но  потрясена самим  фактом  подобного  предложения со
стороны Пьера.
     Узнав, что Мари говорила  о нем у Длусских, Пьер предпринимает натиск и
с этой стороны. Он заходит к Броне, с  которой уже не один раз встречался, и
всецело  привлекает ее на свою сторону и  приглашает вместе с Мари  в Со,  к
своим родителям. Супруга доктора Кюри отводит Броню  в сторону, настойчиво и
проникновенно просит ее подействовать на младшую сестру.