в математику и физику.
     Ее  мышление  так четко,  ум настолько  ясен, что никакая  "славянская"
безалаберность не  может сбить ее  с пути.  Она  держится благодаря железной
воле,  маниакальному  стремлению  к совершенству  и  невероятному  упорству.
Последовательно, терпеливо Мари достигает обеих целей: в 1893 году  получает
диплом по физическим наукам, заняв первое место по отметкам, а в 1894 году -
диплом по математическим наукам, заняв второе место.
     Она решает в  совершенстве овладеть французским языком. Это необходимое
условие  для достижения ее  целей.  Вместо того  чтобы,  по  примеру  многих
поляков,  ворковать по-французски  певучие и  неправильные  фразы в  течение
многих месяцев,  Мари досконально изучает орфографию  и синтаксис,  изгоняет
малейшие  следы  польского  акцента. Только  слегка раскатистое  "р"  так  и
остается на всю  жизнь милой особенностью  ее говора,  чуть глуховатого,  но
мягкого и очаровательного.
     На  свои  сорок  рублей в месяц  Мари не  только  умудрялась  жить, нот
иногда,  лишив  себя  чего-нибудь  необходимого,  позволяла  себе  некоторую
роскошь: пойти вечером в театр, отправиться  в ближайшие окрестности Парижа,
набрать в лесу цветов и привезти домой. Деревенская девочка былых  времен не
умерла в  ней. Заброшенная в большой город, Мари следит весной за появлением
первых листиков, и, как только найдется немного времени и денег, она бежит в
лес.
     Мари - отцу, 16 апреля 1893 года:

     Прошлое  воскресенье  я  ездила в Ренси, довольно  красивое  и приятное
местечко  под  Парижем. Фиалки и все фруктовые деревья, даже яблони, были  в
полном цвету, и воздух благоухал запахом цветов.
     В  Париже  деревья  зазеленели  еще  в  начале  апреля.  Теперь  листья
распустились, каштаны зацвели.  Жарко,  как  летом, все в  зелени. У  меня в
комнате  становится  душно.  К  счастью,  в  июле, когда стану готовиться  к
экзаменам,  я  буду  жить  не здесь,  так как сняла  эту комнату  только  до
восьмого июля.
     Чем ближе срок экзаменов, тем больше одолевает меня страх, что не успею
подготовиться. В худшем случае отложу до ноября, но тогда пропадет все лето,
а это мне не улыбается. Впрочем, поживем - увидим!

     Июль,  лихорадка, спешка,  страшные экзамены,  угнетенное состояние  по
утрам,  когда  Мари,  усевшись среди  тридцати  других студентов в  запертом
экзаменационном зале,  до  того  нервничает,  что буквы  пляшут у  нее перед
глазами,  и в течение нескольких минут  она  не в  состоянии  даже  прочесть
роковой лист  бумаги,  на котором изложена  задача и даны вопросы  "по всему
курсу". После сдачи работы наступают томительные дни ожидания торжественного
дня, когда объявят результаты экзаменов.
     Мари  протискивается  между своими  конкурентами  с их  родственниками,
набившимися  битком  в  амфитеатр  того  зала,  где  будут  объявлять  имена
студентов,  выдержавших  экзамены.  В  тесноте  и   давке  она  ждет  выхода
профессора... И вот среди наступившей тишины она слышит первым, самым первым
свое имя: "Мари Склодовска".
     Никому не  понять ее  волнения!  Она  вырывается  от  поздравляющих  ее
товарищей, отделяется от окружающей толпы  и  убегает. Пробил  час  каникул,
отъезда домой - в Польшу!
     Возвращение бедных  поляков  под  родной кров связано  со  сложившимися
обычаями,  и Мари  их свято соблюдает. Сдает на  хранение  свое  имущество -
кровать, посуду, печку -  какой-нибудь  землячке, достаточно  богатой, чтобы
оставить за собой парижскую квартиру на лето. Прежде чем расстаться со своей
мансардой, прибирает ее, прощается с консьержкой, покупает кое-какие припасы
на дорогу. Подсчитав остаток денег, идет в большой магазин и занимается тем,
чего не делала ни разу за весь год: роется в безделушках...
     Стыдно  возвращаться  на родину из-за  границы  с деньгами  в  кармане!
Полагается истратить все до гроша на подарки для близких и влезть в вагон на
Северном вокзале, не имея в кармане ни копейки.  Не правда  ли, умно? В двух
тысячах километров от Парижа,  на том  конце  рельсов, есть пан Склодовский,
есть  Юзеф, Эля  и  семейный  кров, где  можно  есть  досыта,  где  найдется
портниха, которая за  гроши  сошьет  белье и  несколько  теплых платьев. А в
ноябре  эти платья  попадут в  Париж, и Мари будет их носить, отправляясь на
лекции во вновь обретенную Сорбонну!
     ...В  Париж  она возвращается пополнев,  вволю наевшись за  три  месяца
разной снеди в домах всех Склодовских Польши, возмущенных ее плохим видом.
     И  снова перед  ней учебный  год,  ей  предстоит  работать,  набираться
знаний, опять готовиться к экзаменам, худеть...

     * * *

     Но как только подходит осень, Мари томится тем же щемящим чувством. Где
добыть денег? С  чем  вернуться в Париж?  Сорок рублей, да еще сорок, и еще,
еще... Собственные сбережения  иссякают,  ей стыдно думать  о том,  что отец
отказывает себе  в маленьких удовольствиях,  чтобы помочь  ей.  В 1893  году
положение дел  казалось безнадежным, и Мари была уже  готова  отказаться  от
возвращения  в Париж, как  вдруг произошло чудо.  Та  самая панна Дидинская,
которая в прошлом  году  защищала Мари  от ее  поклонников  своим  зонтиком,
простерла  свое покровительство еще дальше.  Уверенная в том, что ее подруге