темноте, разбитая  усталостью  Маня, как  сквозь сон,  видит  высокую фигуру
хозяина, бесцветное лицо его  жены и устремленный  на нее настойчивый взгляд
детей, сгорающих от любопытства.  Наставницу встречают любезными  словами  и
горячим чаем.
     Хозяйка дома ведет  Маню на  второй этаж, в отведенную  ей комнату,  и,
побеседовав несколько минут, оставляет девушку  одну  в  обществе  ее жалких
чемоданов.
     3 февраля 1886 года Маня пишет Хенрике:

     Вот уже месяц, как я  живу  у З. Время достаточное, чтобы  привыкнуть к
новому  месту.  З.  - отличные  люди. Со  старшей  дочерью, Бронкой, у  меня
завязались дружеские отношения, которые способствуют приятности моей здешней
жизни. Что касается моей ученицы Андзи, которой исполнится скоро десять лет,
то это ребенок послушный, но избалованный и взбалмошный. Но, в конце концов,
нельзя же требовать совершенства!
     В этой местности все бездельничают,  думают только об удовольствиях,  а
так как наша  семья держится  несколько в  стороне  от этих хороводников, то
является  "притчей во  языцех". Представь себе, что через неделю после моего
прибытия обо мне говорили уже неодобрительно, и только потому, что я, еще не
зная никого, отказалась  ехать на бал в Карвач, центр всех здешних  сплетен.
Мне не пришлось жалеть  об этом, так как мои хозяева вернулись с бала лишь в
час  дня;  я была  рада, что  избежала  такого испытания, да еще в то время,
когда я чувствую себя далеко не совсем здоровой.
     В рождественский сочельник  состоялся у нас  бал. Я очень развлекалась,
наблюдая за гостями, достойными карандаша какого-нибудь карикатуриста.
     Молодежь  весьма  неинтересна: барышни -  это  бессловесные  гусыни,  и
открывают  рот  только  тогда,  когда  с  громадными усилиями  их  вынуждают
говорить. По-видимому, бывают и другие, более  умные и развитые. Но покамест
Бронка (дочь  моих хозяев)  представляется мне редкой жемчужиной и по своему
здравому уму, и по своим взглядам на жизнь.
     Я занята  семь  часов  в  день:  четыре часа  с Андзей, три с  Бронкой.
Немножко  много,  но  что поделаешь! Комната  моя наверху,  большая,  тихая,
приятная. Детей  у  З. целая  куча: три сына в Варшаве (один в университете,
два в пансионе);  дома - Бронка (18 лет), Андзя (10 лет), Стась - трех лет и
Маричка - малютка шести месяцев. Стась очень забавный. Няня сказала ему, что
Бог - везде; Стась с выражением некоторой тревоги  на лице спрашивает: "А он
меня не схватит? Не укусит?" Вообще, он потешает нас неимоверно!

     Маня  прерывает  свое  писание,   кладет   перо   на  письменный  стол,
придвинутый к самому  окну, и,  не  боясь  холода,  выходит на балкон.  Вид,
открывающийся  с балкона, еще способен вызывать у нее смех! Разве не смешно,
когда  ты,  отправляясь  в  одинокую усадьбу, воображаешь  себе  деревенский
пейзаж: луга, леса, а вместо этого, открыв впервые свое окно, видишь высокую
фабричную  трубу,  которая  лезет тебе в глаза  и  заволакивает небо грязной
сажей, изрыгая черный столб дыма?
     Кругом,  на несколько  километров,  -  ни лесочка, ни лужочка;  везде -
свекла  и  свекла, только  однообразные  свекловичные поля.  Осенью  вся эта
бледная, землистая свекловица наваливается  на телеги, запряженные волами, и
тихим  ходом влачится на сахарный  завод. Только для  этого  завода работают
крестьяне:  сеют,  полют  и  копают свеклу.  Только  вокруг  этих  тоскливых
кирпичных красных  зданий жмутся хаты маленькой деревни Красиничи. Даже река
становится рабой завода, бежит к нему прозрачными струями, а  от него уходит
грязной, покрытой какой-то мутной, липкой пеной.
     Сам господин З., известный  агроном, знаком с новой техникой.  Господин
З. владеет большей  частью акций этого завода.  В  доме  З., как и в  других
домах, главным предметом забот и разговоров является завод.
     Ни в чем ни малейшего признака чего-нибудь величественного! Даже завод,
при всем своем размере, - предприятие посредственное, таких, как он, в уезде
целые  десятки. Само поместье Щуки небольшое: всего  двести гектаров  -  для
этих мест пустяк.
     Семейство З. богато, но  не очень.  Их дом  по виду и укладу,  конечно,
лучше соседских  ферм,  однако же при  всем  желании его не назовешь замком.
Вернее говоря,  это  старомодная дача, вроде большого одноэтажного  барака с
двускатной крышей,  нависшей  над тускло-белыми  оштукатуренными стенами,  с
беседками из  дикого винограда и сплошь застекленными верандами,  где гуляют
сквозняки.
     Есть только одна уступка красоте: небольшой  парк  перед домом,  летом,
по-видимому,  очень  милый благодаря  лужайкам,  кустарнику и  площадке  для
крокета, огражденной  ровно  подстриженными ясенями.  По  другую сторону, за
домом, разбит  фруктовый сад.  За  ним  виднеются  четыре красные  крыши над
амбаром, конюшнями на сорок лошадей и скотными дворами на  шестьдесят коров.
А дальше до самого горизонта тянутся глинистые свекловичные поля.
     "Ну что ж!  Я устроилась не так уж плохо! - думает Маня,  затворяя свое
окно. -  Завод, конечно, не красив. Но благодаря ему эта провинциальная дыра
немного оживленнее других.  Все  время  люди  то  приезжают из  Варшавы,  то
возвращаются  в нее.  На самом  заводе есть небольшой кружок  из  инженеров,
управляющих  -  кружок не  неприятный.  Там  же,  в  библиотеке можно  брать
журналы, книги. У госпожи З. характер скверный, но женщина она не злая. Если
она  обращается  с  гувернанткой, то  есть  со мной, не всегда деликатно, то
происходит это, несомненно, потому, что она сама бывшая гувернантка, которой