у  Мани  мысли  о  своем  будущем.  Большинству  людей  в  подобных  случаях
свойственны чрезмерные  желания, но  как же скромны,  при  всей их смелости,
мечты будущей Мари Кюри.
     В    сентябре   1884   года,    упоенная   своим   четырнадцатимесячным
бродяжничеством,  Маня  возвращается в  Варшаву на  новую  семейную квартиру
рядом с гимназией, где училась в детстве.
     Переселение с улицы Лешно на Новолипскую вызвано существенной переменой
в жизни  учителя  Склодовского.  Состарившись, Склодовский оставил  за собой
преподавание в  гимназии, но  отказался держать  у  себя  пансионеров. Новая
квартира была  теснее  прежней,  уютнее, но и беднее, и там  вместе  со всей
семьей поселилась Маня.
     Те, кто встречались со Склодовским в  первый раз,  считали его  суровым
человеком.  Тридцать  лет  преподавательской   работы  в   средних   учебных
заведениях придали этому полному, невысокому человеку некоторую величавость,
а  кое-какие  внешние  черты  изобличали  в нем образцового педагога: темные
цвета  всегда  старательно  вычищенной  одежды,   точные,  скупые   жесты  и
вразумительная речь. Все его действия  методичны. Пишет ли он письмо - фразы
логичны, почерк  сжат.  Ведет ли  он  детей на экскурсию  - случайностям нет
места. Весь путь заранее изучен и проходит по самым примечательным местам, а
сам учитель красноречиво поясняет прелесть пейзажа или историческое значение
какого-нибудь памятника старины.
     Маня  даже не замечает этих  мелких педагогических привычек.  Она нежно
любит своего  отца. Он ее  покровитель,  ее учитель.  Она готова думать, что
отец обладает всеобъемлющими знаниями. И в  самом деле Склодовский знает все
или почти все. В какой стране теперешней Европы найдешь у скромного  учителя
средней школы  такую эрудицию! Глава семьи, он еле сводит концы  с концами в
своем бюджете, а вместе с тем находит время расширять свои научные познания,
роясь  в  журналах, которые  достать не так легко. Ему представляется вполне
естественным  быть в курсе  успехов  математики, химии  и  физики,  не менее
естественным знать кроме  польского и русского языков латинский,  греческий,
говорить по-французски,  по-немецки  и  по-английски.  Он  переводит  лучшие
произведения  поэзии  и  прозы  иностранных  авторов  на  свой  родной язык.
Сочиняет  много  стихов  сам и  старательно  заносит их  в простую  школьную
тетрадку  с черно-зеленой  обложкой:  "Моим друзьям  в  день  их  рождения",
"Здравица на свадьбу", "Бывшим моим ученикам"...
     Каждую  субботу  Склодовский, его  сын и  трое  дочерей  проводят вечер
вместе,  посвящая  его  литературе.   Усевшись  за  кипящим  самоваром,  они
беседуют. Старик отец декламирует стихи или читает вслух какую-нибудь книгу.
Дети слушают с искренним восхищением: у этого учителя с залысинами на лбу, с
полным благородным лицом и маленькой седой бородкой замечательный дар слова.
Так  каждую  субботу  знакомый  милый  голос доносит до  слуха  Мани  лучшие
творения  мировой литературы.  Когда-то в годы  далекого детства  этот голос
рассказывал ей сказки, путешествия или читал "Давида Копперфильда", переводя
его сразу,  без  запинки с английского на  польский. И тот же  надтреснутый,
посаженный несчетными гимназическими уроками, голос декламирует внимательным
юным  слушателям  польских  романтиков,  поэтов эпохи  рабства  Польши  и ее
восстаний:   Словацкого,  Красинского,  Мицкевича.  Переворачивая   страницы
истрепанных томов, а среди  них есть и запрещенные  царским  правительством,
лектор  декламирует героические строфы из "Пана Тадеуша" или скорбные  стихи
"Кордиана".
     Никогда не  забыть  Мане  этих  вечеров.  Благодаря  своему  отцу  Маня
развивается  в  интеллектуальной  атмосфере, редкой  по  содержательности  и
знакомой  только  очень  немногим  девушкам.  Крепкие узы связывают  Маню  с
человеком, который так трогательно, так ревностно стремится сделать ее жизнь
привлекательной  и  интересной.  Она  тревожно  чувствует тайное  страдание,
скрытое  под внешним  спокойствием Склодовского, грусть  неутешного  вдовца,
угрызения  совести  щепетильного  отца, упрекавшего  себя  за легковерие,  в
результате которого он потерял некогда свое небольшое состояние. Иногда этот
несчастный человек не выдерживает и жалуется детям на самого себя:
     -  Как  я  мог потерять  столько  денег! Как я  мечтал  дать вам  самое
утонченное   образование,  отправить  путешествовать,  послать  учиться   за
границу!.. И  я же сам все это разрушил! Теперь у меня нет денег, я не  могу
вам помогать. А скоро лягу бременем на вас. Что с вами будет?
     Учитель тяжко вздыхает  и,  обернувшись  к  детям, подсознательно ждет,
чтобы  они  ободрили его своими жизнерадостными  возражениями. Вот они,  его
дети, сидят все вместе вокруг керосиновой лампы, стоящей на маленьком бюро и
оживляющей  веселым  светом  зелень любовно  выращенных  им  цветов.  Четыре
упрямых  лба, четыре  мужественные улыбки. Живой взгляд их юных глаз  разных
оттенков -  от цвета барвинка до светло-серого  - горит одной  мыслью, одной
надеждой: мы молоды, мы сильны.

     * * *

     Опасения  Склодовского  вполне  понятны.  Будущая   судьба  его   детей
определялась этим годом, а положение их было далеко не  блестящим.  Проблема
дальнейшей  жизни  складывалась  просто: теперешнего заработка  учителя едва
хватало, чтобы оплатить квартиру, кухарку и  питание, а  вскоре ему придется
перейти на небольшую  пенсию, поэтому Юзефу и Броне, Эле и  Мане надо теперь
же начать зарабатывать себе на жизнь.
     Естественно,  что  первой  мыслью  сына и  дочерей двух педагогов  было