я даю  маленькому  мальчику,  я ничего  не делаю,  буквально "ничего",  даже
забросила  начатую  вышивку.  У   меня  нет  времени,   занятого  чем-нибудь
определенным... Встаю я то в десять, то в четыре или пять (утра,  конечно, а
не  вечера!).  Ни  одной  серьезной  книги не  читаю, ничего,  кроме  глупых
развлекательных романов.  Несмотря на  аттестат, удостоверяющий  законченное
образование и умственную зрелость, я чувствую себя невероятной дурой. Иногда
я начинаю  хохотать  в  одиночестве  и  нахожу  искреннее  удовлетворение  в
состоянии полнейшей глупости.
     Мы целой бандой ходим гулять в  лес, играем в серсо, в волан (я - очень
плохо!), в кошки-мышки, в гусыню и  развлекаемся другими, такими же детскими
забавами. Здесь столько земляники,  что на  пять грошей  можно купить вполне
достаточное  количество, чтобы  наесться: полную  глубокую тарелку с верхом.
Увы,  земляника уже кончилась. Боюсь только, что при  возвращении домой  мой
аппетит не будет иметь границ и моя прожорливость возбудит беспокойство.
     Мы  много  качаемся на качелях,  причем изо всех  сил и страшно высоко,
купаемся  и  ловим раков  при свете  факелов.  Каждое  воскресенье запрягают
лошадей, чтобы  ехать  к обедне, а затем  мы делаем  визит  священникам. Оба
священника  очень умны,  весьма забавны,  и  в  их компании  мы очень весело
проводим время.
     На несколько дней  я заезжала  в  Зволу. Там в это  время гостил  актер
Катарбинский - виновник общего веселья. Он пел нам столько песенок,  столько
декламировал  стихов,  столько  разыгрывал  с  нами разных  шуток  и столько
собирал для нас крыжовника,  что в день его отъезда мы сплели  большой венок
из  маков,  полевой гвоздики,  васильков  и,  когда  бричка  с  Катарбинским
тронулась  в  путь,  мы  бросили ему  наш венок, крича  во  все  горло:  "Да
здравствует... Да здравствует пан Катарбинский!" Он  тотчас надел венок себе
на голову, а затем, как  оказалось, уложил его в  какой-то  чемодан и увез в
Варшаву. Ах, как  весело живут в Зволе!  Там всегда большое общество,  царит
такая свобода, независимость и равенство, что ты вообразить  себе не можешь.
Когда мы ехали оттуда к  себе домой, Лансе так лаял, что мы не знали, как  с
ним быть...

     Лансе играет большую  роль в жизни Склодовских. При хорошей дрессировке
этот коричневый пойнтер мог бы стать вполне приличной охотничьей собакой. Но
Маня,  ее сестры  и  брат Юзеф  дали  ему неправильное  воспитание. Его  так
ласкали, баловали и пичкали всякой снедью, что Лансе превратился в огромного
пса  и  стал домашним деспотом. Портил мебель, опрокидывал горшки с цветами,
съедал закуски, предназначенные совсем не для него, вместо приветствия рычал
на  всех  гостей, рвал  в  мелкие кусочки  шляпы и  перчатки, оставленные по
неосторожности в передней. В награду за  такую "добродетель" хозяева обожали
деспота и с наступлением лета спорили, кто из них  имеет  больше прав увезти
его с собой в деревню на каникулы.
     За этот  год  безделья  и  умственной дремоты в  Мане развилась  так  и
оставшаяся в ней на всю жизнь страсть  к деревенской жизни. Приглядываясь то
к  одной, то  к  другой  местности в разные  времена  года,  она  непрерывно
открывала  все  новые красоты  польской  земли, по  которой  расселились  ее
родственники.  В мирной,  спокойной  Зволе  ничто не  останавливает взора, и
круглый горизонт кажется  таким далеким, как нигде в мире. У дяди Ксаверия в
Завепшице пасутся на лугах пятьдесят породистых лошадей - целый завод. Заняв
у своих  кузенов не очень изящные брюки, Маня изучает  галоп, крупную рысь и
становится наездницей.
     Она  впервые  видит  перед собой  Карпаты -  какая  красота! Сверкающие
снежные  вершины  и  стройные  черные  ели  приводят  ее,  дитя  равнины,  в
восторженное оцепенение.  Ей  не  забыть  ни  прогулок по  горным тропкам  в
зарослях  черники; ни хижин горцев, где  каждый резной  деревянный предмет -
произведение  искусства;   ни  маленького   озера,  зажатого  среди  вершин,
холодного и  чистого,  похожего  на синий глаз, с таким красивым названием -
Морское око.
     Здесь, близ  Карпатских  гор, у границ Галиции,  Маня  проведет зиму  в
шумной  семье  дяди  Здзислава,  нотариуса  в  Скальбмерже.  Хозяин  дома  -
весельчак, его жена  - красавица, три дочери только и думают  о том, над чем
бы посмеяться.
     Разве соскучится здесь  Маня? Каждую неделю приезд какого-нибудь  гостя
или местный праздник вызывает увлекательную суматоху. Родители готовят дичь,
дочки пекут  пироги или  же запираются  у себя в комнатах  и спешно нашивают
ленты на пестрые костюмы для предстоящего маскарада.
     Достаточно  ли сказать, что  это  бал?  Конечно,  нет!  Это феерический
объезд всей округи в  разгар  масленицы.  Вечером  по снегу двое саней  мчат
укрытых  полостью  Маню Склодовскую  и  трех ее кузин в  нарядах  краковских
крестьянок  и  в  масках.   Их  сопровождают  молодые   люди  в   живописных
крестьянских костюмах, верхом и с факелами в руках. А  между  соснами мигают
другие факелы, и  в  ночном морозном  воздухе слышатся ритмичные звуки:  это
подъезжают сани с музыкантами, которые в течение двух суток будут  извлекать
из своих  скрипок упоительные  мелодии вальсов, краковяков и  мазурок, а все
присутствующие станут подпевать хором. А  сейчас четыре  неистовых музыканта
играют до тех пор, пока еще трое, пятеро, десятеро саней  не откликнутся  на
призыв скрипок и не разыщут их в ночной тьме.
     Невзирая на  ухабы и головокружительные спуски  по обледенелым склонам,
музыканты не  пропустят ни одного прикосновения  смычка к струнам,  ни одной
ноты и торжественно проводят до первой остановки  эту  фантастическую ночную