действительно продуктивно работать... Пишу все это и чувствую себя человеком 
как 
будто отделенным от действительности толстым слоем ваты. Под Москвой немцы... 
думать о том, где и как мы будем работать в дальнейшем, по меньшей мере эгоизм, 

но все-таки даже сейчас нужно знать, к чему ты должен стремиться.

Недавно писал Игорю Васильевичу, звал его в физико-технический институт. Он 
должен вернуться туда. Сделал бы он это и сам, но, может быть, мое письмо 
несколько поможет этому процессу возвращения блудного сына...

Сегодня читал выступление Капицы в Москве на митинге. Все-таки, вероятно, это 
ошибка наша, и главным образом А. Ф. Иоффе, что мы оставили урановую проблему. 
Юра".


В другом письме тому же товарищу Г.Н. Флеров писал:



"Не знаю, получил ли ты мое первое, давным-давно написанное письмо. Сейчас я 
уже 
окончил курсы воентехников, получил 2 кубаря...

Параллельно с этим пытаюсь убедить наших научных руководителей, что, несмотря 
на 
войну, мы обязаны продолжать работу над ураном. В случае удачи смогу отозвать 
из 
действующей армии 3-4 человека и получу разрешение на вывоз из Ленинграда 
оставленного там оборудования..."


И о том же открытка, написанная Флеровым 5 апреля 1942 года: "Все еще ношусь с 
дикими идеями возобновления работы над ураном. Пока занимаюсь 
псевдотеоретическими измышлениями - расчет прохождения цепной реакции на 
быстрых 
нейтронах и другие подобные же вещи. Игорь Васильевич в Казани. Январь - 
февраль 
он болел воспалением легких - сейчас выздоравливает... Как отнесешься к тому, 
чтобы возобновить работу над ураном?"

Как-то после тяжелых боев эскадрилья, в которой служил Флеров, была отведена в 
Воронеж на отдых. Флеров тут же побежал в университет и упорно листал 
зарубежные 
научные журналы, ища упоминаний о ядре: молчат. Это физически мучило его.

Союзники - к такому выводу пришел Флеров - занимаются новым оружием, поэтому и 
засекретили свои исследования. Он пишет в Казань с просьбой дать ему 
возможность 
выступить в Академии наук СССР. Вскоре такая возможность представилась. Его 
слушали Вернадский, Хлопин, Светлов и другие. Больше всего было химиков, потому 

что ядерные реакции считали ближе к химии, чем к физике. В своем выступлении 
Флеров рассказал о том, что делалось под руководством И. В. Курчатова в 
Ленинграде до войны, особенно подробно о системах с замедлителем, о данных, 
полученных Жолио Кюри для системы уран - вода. Выдвинул вопрос об использовании 

гелия для замедления нейтронов. Этот газ упоминался Игорем Васильевичем еще на 
совещании по ядру в 1940 году

Особого впечатления на академиков доклад не произвел Они недавно эвакуировались 

в Казань, условия жизни и работы были тяжелыми. А тут предложение: начать 
небывалое и грандиозное предприятие. Кроме того, докладчик предлагав 
использовать в качестве замедлителя гелий, -которого у нас мало.

Флеров не успокоился, написал письмо Курчатову, Кафтнову и, наконец, Сталину. 
Летом 1942 года его вызвали в Москву. 22 июня 1942 года он послал восторженное 
письмо в осажденный Ленинград Панасюку:



"Пишу из Москвы, болтаюсь здесь уже 10 дней. Составляется план работы... В 
плане 
и твоя фамилия. Легче будет если тебе самому удастся приехать в Казань, где, 
по-
видимому, на первое время будет наша база".


И немного позже: "Твое письмо переслал целиком И. В. Курчатову в Казань. Я