Старые друзья и мозговой штурм



Ох не сразу приходило понимание. Ох не сразу прояснялась обстановка, туманнее 
тумана и запутанней сыромятного узла на хомуте. Не сразу прояснялось решение, 
точное и сильное, как выстрел сквозь листву.

Сначала появился вдруг в Гуляй-Поле Аршинов-Марин – галстук, шляпа, саквояж, 
бомба на поясе и наган в кармане.

– Нестор! Ну – вот и принял я твое приглашение! – Обнялись.

По крышам бежал Аршинов-Марин с квартиры, штурмуемой латышскими стрелками 
Петерса. На крышах вагонов добирался.

– Вот тебе и союзники. Вот тебе и друзья! И ведь мы и во власть к ним не лезли, 
и в управление не лезли. Мы просто стояли на своей точке зрения: свобода. 
Государственнички, диктаторы, что с них взять... ну же и шкуры подлые.

Еще время – на подводе припылил со станции Волин (Эйхенбаум, петроградского 
профессора брат). Достал для возчика мелких ассигнаций из всех мест, снял 
потертый котелок с ранней лысины, внесли за ним неподъемный чемодан книг.

– Слава идет о вашей вольной республике, Нестор Иванович! В обеих столицах 
говорят.

За столом налили мясного борща, нарезали хлеба – без счета хлеб, белый, 
высокий; горилка в стаканах, соленья в мисках.

– За свободу! За вольный трудовой народ.

– Говорят о нас? – польщенно переспросил Махно. – И чего?

– Что вольный край. Что никто никого не принуждает. Что ничьей власти крестьяне 
не признают. А кто сунется – берутся за винтовки и уничтожают. И что ширится 
ваша территория с каждым днем.

– О це так. О це добре. – Осклабился Махно: – Наливай!

И явился, вразвалочку и загребая клешами, перед зданием Совета красавец: 
каштановые локоны до плеч, бескозырка на бровь, маузер в лаковой кобуре по 
бедру бьет:

– Ну? Кто тут анархисту с Балтики руку пожмет? Есть браты?

– Федька?! Щусь?! Решился?

– В гости звал? Ну – примай. А то шо-то в Питере змеи подколодные душить стали 
революционных борцов.

Стал комиссар их сводного полка грозить децимацией. Это шо? Это за отступление 
в бою или другие грехи – расстреливают каждого десятого. Приказ наркомвоенмора 
Троцкого. Но с морячками он промашечку дал. Застрелил Федька комиссара, и 
охрану его на всякий случай, само собой, в штаб Духонина направили. А братва 
подалась кто до Черного моря, кто по домам, кто куда.

– Уж если бывший председатель всего Центробалта, один из главных людей рабочей 
революции Пашка Дыбенко от расстрела где-то тут недалече скрывается – не то под 
Одессой, не то под Самарой, – не, братишечки, нам с большевистскими кусучими 
клопами не по пути.

...И катится в зенит безумное лето восемнадцатого года, года безбрежных надежд 
и крушения миров: нет больше старого мира. И коротка душная новоросская ночь, и 
колеблется дорогой керосиновый огонек под сквознячком, отгибающим занавески на 
окнах.

– Сожрут они большевичков, как Бог свят. Злые большевички, жадные и глупые. И 
опоры им нет больше ни в ком. И что тогда?

– Верно. И нас жрать станут. С любой стороны власть – дышать не даст.

– Ну что, Нестор Иванович? А не вступить ли нам с ними во временный военный 
союз?

– Ста-анет, станет он с вами разговаривать. И знаешь почему? Потому что больше 
никто с ним сего дня разговаривать не хочет. То есть, позиция у вас для 
переговоров самая что ни на есть выгодная и своевременная.

– А кроме того – они и на мир с нами, тоже должны быть согласные. Абы против