|
буграм – а вот сало с горилкой для вас. Сдавай винты, немецкие пролетарии, – и
ступайте до хаусов!
В результате немцы предпочли сидеть в Киеве – обеспечивать власть Рады. А она
пусть сама делает остальное.
Варта гетмана Скоропадского
Немцы всегда скептически относились к организационным способностям славян. К
чему, следует признать, имели основания. Управляющий-немец в имении или на
фабрике был явлением российски типическим.
Немцы надавили на Раду. Гуманитарно-независимая Рада вспылила: мы не рабы, рабы
не мы. Набравшийся в военных секретарях милитаристского духа Петлюра забыл
мелкочиновничье прошлое и воевать с собственным народом отказался.
Не в силах сменить народ, немцы сменили правительство. Раде объяснили, что
завтра немцы выгребут жратву от ее имени – и отойдут в сторонку полюбоваться,
как озлобленные селяне порвут ее на гуляш по-сегедски. Задействовали пятую
колонну – немцев-колонистов из Новороссии – и, собрав съезд советов, продавили
избрание в национальные правители – гетман! – представителя славного рода
Скоропадского. И чтоб слюшали сюда, герр гетман!
Войско наименовали вартой. Внешняя граница гарантировалась германско-русским
договором, и варта исполняла роль вроде дивизий МВД. Повзводно и поэскадронно,
реже – полубригадой с батареей конной артиллерии – варта имела задачей
контролировать пространство самостийной державы.
Гетман не был социалистом. В классово чуждой социалистической Раде немцы сильно
разочаровались. Замену ее на гетмана можно считать политической реакцией на
германских штыках. Поместная знать поддержала гетмана, варта поддержала
возвращающуюся в полуразграбленные поместья знать.
Тем временем стало тепло, и воевать стало легче. Взошли посевы, и согнанные с
полученной было земли крестьяне на прокорм семей пошли к вернувшимся хозяевам в
батраки. От ненавидящих взглядов добрых работников загорались крыши.
Во-от тогда возненавидели и немцев, и киевскую самостийну власть.
Свадьба
А-э-то-свадь-ба-свадь-ба-свадь-ба-пе-ла-и-пля-са-ла!! И-но-ги э-ту свадь-бу
вдаль-несли!!! Помните песню? Ну так имела место в 18-м году свадьба знаменитая,
как вынутая из седых легенд, о ней кто только ни писал.
Вернулся в свое имение серьезный пан: седые усы, брюхо в бархате, пальцы в
перстнях. С дочерью вернулся: вспыхивающая от застенчивости юная красавица,
тонкая талия и толстая коса. И жених с расформированного германского фронта
вернулся: уже молодой полковник варты, ножны прадедовской шаблюки в самоцветах,
чупрына воронова крыла и осанка молодого магната.
Залы убраны, столы ломятся, знатные гости здравицы провозглашают, военная
молодежь кубки опрокидывает и в воздух палит, пьяных в тенечке складывают. На
золотой поднос драгоценности бросают и пачки пестрых ассигнаций: не нищие
подарки дарят молодым.
И разъезд варты, десяток конных, завернул на выстрелы в имение – да молодецким
жестом хозяина их к столу: выпить за молодых.
– За природную нашу вольность да за свободную нашу землю! – провозгласил
заезжий офицер, маленький и острый, как хорек. Осушил чашу, кинул оземь,
неуловимым движением выхватил два нагана и одну пулю вогнал в лоб отцу, а
другую – жениху. Пятифунтовые бутылочные бомбы рванули в другом краю столов,
сметя публику осколками, хлестнули свинцом по самым расторопным короткие
кавалерийские карабины, и пулеметной очередью от коновязи покрыл праздник
легкий французский «шош».
– Гранаты! – отчетливо скомандовал офицер, бешено горя глазами, и взрывы
раскидали остатки смятенного праздника. – Огонь! – скомандовал он, и поспешные
хлопки выстрелов опрокинули немногих, пытавшихся отбиться. – Сдавайся! – он
|
|