1.



В хате Махно мать и четверо ее сыновей сидят за столом. Время от времени 
заглядывают соседа и знакомые: поздравляют с возвращением младшего с каторги, 
выпивают и закусывают.

Делается тесно, потом начинает пустеть.

– За Емельяна, – говорит Махно и встает, и встают все, и выпивают не чокаясь.

Увеличенная местным фотографом карточка Емельяна на стенке в красном углу, в 
фуражке с кокардой и унтерских погонах он на той карточке, и георгиевский 
крестик слева на груди, и углы усов подкручены браво. На германской погиб 
Емельян, в пятнадцатом году, в Мазурских болотах.

– Не дожил братка до свободной жизни!.. – с бессильной страстью говорит Махно и 
бьет кулаком по столу, подпрыгивают и падают стаканы.




2.



А вот грабят имение. Фщщщщщ! – полосует шашка перину, и снег летит из окна, 
кружась над двором.

Бах! – хлопает винтовочный выстрел, и третий глаз появляется в переносице 
старинного портрета. Мм-ме-е-е! – подает голос овца, тащимая за веревку.

Грузят на подводы кровати, комоды, трельяжи, стулья – с веселой натугой и 
матерком. Взлетает в небо старинное ночное судно – фарфоровое, расписное – и 
брызгает вдребезги под револьверной пулей.

В закромах зерно, картошка, колбасы, варенья – делят по-честному, поровну, и 
чубатые хлопцы осаживают толпу: «Осади, громодяне! Как не совестно, тетка, ты 
вже брала!»

И кто-то уже, оглянувшись, смаху въезжает ближнему в ухо и прибирает из его рук 
ременную упряжь с бляшками: «Ничо... обойдешься...» И тут же пули взрывают 
землю у его ног, добыча вываливается.

– А вот у своего брать нельзя, дядько, – улыбчиво и опасно поясняет Махно, суя 
наган в кобуру. – Анархокоммунизм – это не грабеж, а справедливость.




3.



А вот грабят немца-колониста. Далеко в степь успела упылить запряженная парой 
линейка с родителями-стариками да детишками. Следя в чердачное окошко, немец 
раскладывает четыре гранаты и передергивает затвор карабина.

– Наверху! – говорит парень в солдатской шинели и расплюснутой в блин фуражке.

Нестройный густой залп, щепки летят от косяков, и в ответ кувыркается в воздухе 
граната.

– Ложись!!!

Взрыв вышибает стекла из окон, закладывает уши.

– Во боевой немчик, – одобрительно говорит Махно и встает, маша папахой: – Стой,
 хер колонист! Тебя никто не грабит. Это происходит народная революция для 
установления справедливости. Частью хозяйства поделишься с обществом, и работай 
себе дальше!

– А общество чем со мной делилось? – интересуется немец сквозь прицел.

– А кто батраков эксплатировал?! – негодует солдат и прикладывается: бац!

Бац! – стукает в ответ, и солдат складывается пополам и садится в пыль.