– Убью звереныша, – бормочет холоп, заматывая тряпкой прокушенную руку и трогая 
след от шила в плотном боку.




4.



В хате перед отцом – четверть горилки и нехитрая снедь: огурцы, помидоры, 
картошка. Он выпивает еще полстакана и не закусывает. Обнажен по пояс, на спине 
– тонкий рушник, пропитанный подсолнечным маслом, и вязка через грудь 
удерживает его.

– А вороной у него давно был на передние бабки разбит, – в который раз 
повторяет он. – А я трезв был, и неостывшего его не поил, шо я, дурный?..

– Хватит пить-то, батя, – говорит один из братьев.

– Цыц! Мне лечиться надо...

– Да уж все деньги... пролечил... – вздыхает мать, рано старящаяся и начавшая 
гнуться долу.

Отец засаживает еще полстакана и грохает кулаком по столу:

– А кони мою руку чуют! – Охает, белеет и берется за сердце.




5.



Из хаты выходит седенький доктор (черный сюртучок, шляпа, саквояж).

– Полный покой, – повторяет он через плечо. – И никакого спиртного!

Приподнятый в постели на подушках, отец шепчет ему вслед:

– Много ты понимаешь... Я если не выпью – перережу их всех... и что: повесят – 
это лучше?




6.



Зной, простор, холм, дорога. Жидкая колонна кандальников тащится по дороге, 
звякает цепь, цыкает плевок, мокра от пота серо-белая рубаха конвойного солдата 
– редок и равнодушен конвой.

– Куда их гонют, интересно... – произносит Нестор.

– Знамо куда – на каторгу, – отвечает один брат.

– А может и вешать, – завороженно смотрит другой.

– А интересно, за что их всех...

– Интересуетесь государственными преступниками, молодые люди? – произносит 
интеллигентный голос за их спинами.

Господин не господин... приличного вида, нестарый еще человек, явно из 
образованных, подошедший незаметно.

– Могу удовлетворить ваше любопытство. Куда? В харьковский централ. Там 
рассортируют: кого в тюрьму, кого в Сибирь, кого на виселицу. Еще вопросы? А: 
за что. За то, что им не нравится, как устроена жизнь.

– А как она устроена? – недоверчиво любопытствуют братья мнение незнакомца, 
зачем-то набивающегося в компанию.

– Одни люди не работают, зато богатые. Другие работают, но все равно бедные. 
При этом богатые приказывают, а бедные слушаются.