тащатся заключенные – кандалы и полосатые робы: прогулка.




22.



– Именем Государства Российского!..

Зал встает с шумом и замирает. Побледневшие лица, сжатые рты, глаза в темных 
кругах. Вот и четверо братьев Махно в четвертом ряду, и поседевшая мать меж 
ними, поддерживаемая.

А вот и десяток обвиняемых встали со скамьи у стены, отделенные высоким дубовым 
барьером, и охрана с примкнутыми штыками вытянулась «смирно».

– ...суд объявляет приговор... – пытается придать голосу торжественность 
председательствующий, но слова звучат обыденно, невыразительно:

– ...Григоренко Родиона Остаповича – к смертной казни через повешение...

Женский вскрик и рыдания в зале.

– ...Авруцкого Григория Яковлевича – к смертной казни через повешение...

Кого-то выносят из зала.




23.



Тюремный двор. Раннее утро. Свежий дощатый помост, виселица, три петли. У 
помоста – десяток некрашеных сосновых гробов.

Приговоренные, охрана, экзекутор в чиновничьем вицмундире и два человека в 
штатском и заурядной внеш ности на помосте – палачи.

Первую тройку заводят на помост, связывают руки, мешки на голову, петли на шею. 
Священник на помосте молится и смолкает, делая жест крестом в сторону 
обреченных. Экзекутор чуть кивает. Палач у края помоста с силой дергает на себя 
высокий массивный рычаг. Под ногами осужденных падают, как ставни на шарнирах, 
широкие люки.

Томительная жуть ожидания длится четверть часа – давно прекратились конвульсии 
тел, по пояс провалившихся в прорези помоста. На глазах у остальных – палачи 
снимают петли и смертные клобуки, доктор щупает пульс на шее и кивает, тела 
кладут в гробы.

И следующая тройка, бросив докуренные папиросы и обменявшись деревянным 
рукопожатием, поднимается на казнь.

Одного из последней тройки тошнит, лицо зеленое от смертного ужаса, доктор сует 
ему под нос нашатырь.

Нестор на помосте в последней тройке. Пока мешок надевают соседу, он успевает 
сказать – отчетливо, негромко и без спешки:

– Прощайте, хлопцы. Мы жили правильно. Свобода придет!

Черная ткань скрывает лицо, петля затягивается, палач берется за рычаг.

Экзекутор поднимает к глазам лист и читает – тоже отчетливо и негромко:

– Его высокопревосходительство военный министр, имея на то высочайшие 
полномочия и руководствуясь человеколюбием, снисходя к несовершеннолетнему 
возрасту осужденного, объявляет помилование Михненко Нестору Ивановичу и 
повелевает смертную казнь заменить на пожизненные каторжные работы.

Палач снимает петлю и клобук. Все с невольным вниманием смотрят в лицо человека,
 только что вернувшегося уже с того света.

Нестор кривится и сплевывает. У этого парня нет нервов.

– Не купите, – бросает он. – Вам же хуже!