равномерные, медленные движения «выполненными в совершенной гармонии и 
достойными восхищения».

Мата Хари поторопилась сообщить Астрюку о своем успехе. «Все газеты единодушно 
сообщают, что я идеальная Венера». После того, что написали газеты на самом 
деле, это утверждение кажется некоторым преувеличением. Но преувеличения и так 
были слабостью Мата Хари — а может быть, напротив, ее сильной стороной? Затем 
она описывала Астрюку, как она танцевала, и какое впечатление произвели ее 
выступления на миланцев и на балетмейстера «Ла Скалы». «Я танцевала Венеру со 
своими собственными волосами, то есть темными. Они сначала были удивлены, но я 
научила их, что Венера это абстрактная фигура, то есть воплощение красоты. 
Таким образом, у нее могут быть и коричневые, и рыжие, и светлые волосы. Они 
согласились».

Габриэль Астрюк все это время не сидел без дела. После того, как ему с успехом 
удалось ввести свою артистку в круг «Ла Скала», он хотел развить успех. Еще до 
ее поездки в Италию начались переговоры о включении Мата Хари в труппу Русского 
балета Сергея Дягилева. Мата Хари посчитала, что переговоры зашли достаточно 
далеко, чтобы она могла разработать детали контракта. Еще из Милана она послала 
своему импресарио в Париж проект контракта. Она даже подписала свою копию. 
Габриэлю Астрюку оставалось только позаботиться, чтобы под проектом контракта 
появилась и подпись Сергея Дягилева.

Астрюк связался также и с берлинскими импресарио. Он подробно сообщал Мата Хари 
о ходе переговоров. Но тут она была скептичной, ибо хорошо знала ситуацию в 
Берлине. — Что касается Берлина, — писала она Астрюку, — то я полностью готова 
исполнять там один из моих классических танцев. Но я не думаю, что смогу 
получить там сценическое оформление с роскошными цветами и лунным светом, без 
которых мой танец невозможен.

После возвращения в Париж у Мата Хари — теперь уже без Руссо — были трудности с 
деньгами. Потому 8 февраля 1912 года она обратилась к Габриэлю Астрюку. Из Нёйи 
она написала ему письмо. Это письмо четко свидетельствует об ее финансовом 
кризисе. Как обычно, ее не интересуют мелкие суммы. Она просит большой кредит. 
Как залог она предлагает свой дом.

— Может быть, вы знаете кого-то, — просит она Астрюка, — кто заинтересован в 
протекции людям искусства? Я имею в виду капиталиста, который мог бы сделать 
такую инвестицию. Мое положение сейчас достаточно тяжелое. Мне срочно нужны 
тридцать тысяч франков, чтобы выпутаться из этой ситуации и вернуть душевное 
спокойствие, которое так нужно для моего искусства. Было бы очень жаль, если бы 
мне пришлось закончить свое будущее раньше срока. Как гарантию для займа я 
предлагаю все, что есть в моем доме, включая лошадей и карету.

Она также обещает вернуть все деньги за два — три года, а именно за счет 
гонораров за выступления, которые устроит для нее Астрюк. Чтобы защитить 
Астрюка от возможности самому оказаться жертвой такой акции, возможный контракт 
предусматривал бы предварительное удержание комиссионных посредника от всех 
возмещаемых сумм кредита.

Нет никаких доказательств того, что Габриэль Астрюк действительно нашел такого 
мецената, который осыпал бы Мата Хари финансовыми дарами. Но для постороннего 
взгляда все в 1912 году указывает на наличие у нее достаточных средств. В ее 
конюшне на вилле в Нёйи-сюр-Сен содержались чистокровные кони, которых 
перевезли сюда из «Шато де ла Дорее», и которых она предлагала как залог любому,
 кто одолжил бы ей необходимые тридцать тысяч франков.

Скача верхом по лесной алее она производит незабываемое впечатление. Вот что 
писала одна газет: «Кто ежедневно видит ее скачущей на великолепном 
чистокровном скакуне и восхищается грацией, благородством и красотой этой 
прекрасной наездницы, вероятно, никогда не поверил бы, что эта замечательная 
амазонка никто иная, как Мата Хари, священная танцовщица!»

За это время переговоры с Дягилевым дошли до такой стадии, что Мата Хари 
следовало поехать в Монте-Карло. В марте она встречает там помимо самого 
Дягилева также Фокина и Нижинского. Но дело обернулось не так, как она 
рассчитывала. Можно только удивляться беззаботности Мата Хари. Она серьезно 
предполагала, что Дягилев просто так, не глядя, подпишет с ней контракт. Ее 
танец и ее манера исполнения могли быть очень привлекательны в рамках тех опер 
и балетов, которые предоставляли подходящий фон ее очень специфическому 
искусству. Но у русского балета, за исключением, пожалуй, лишь «Шахерезады» и 
«Клеопатры» были совсем другие требования. Кончено, Дягилев потребовал сначала 
посмотреть ее танец, а затем его оценить. Но с таким требованием Мата Хари 
никогда раньше не сталкивалась. Она ведь была признанной актрисой. Зачем же 
нужно ставить под сомнение ее способности? В письме Габриэлю Астрюку она дала 
выход своему разочарованию и удивлению. Она сообщала своему импресарио, что 
Дягилев потребовал от нее сначала работать. Лишь потом он — возможно — подпишет 
с ней контракт. Для нее это было то же самое, как если бы Дягилев захотел от 
нее, чтобы она «просто ни с того ни с сего приехала в Монте-Карло».