йствительно 
переживает внезапное постижение
(саччикирия),
при котором для него становится явным совершенное знание истины, и он достигает 
состояния архата
[332]
.


Состояние, которого достигает при этом монах, — это другой берег, бессмертное 
(то есть постоянное) или фиксированное состояние, нирвана. Слово «нирвана» 
(палийское
ниббана),
«угасание, затухание» не является специфическим для буддизма, и его применение 
варьируется в зависимости от представлений о главной цели человека, 
сформированных в каждой религиозной школе
[333]
. Для буддистов это, как видно из предыдущих цитат, затухание стремления, 
желания существовать во всех его формах и вытекающее из этого прекращение 
страдания
[334]
.


«
От страстней от желания отделен,


Монах с проницательностью здесь и сейчас


Отошел к вечному спокойствию,


Неизменному состоянию нирваны.»

Нет необходимости обсуждать взгляд, согласно которому нирвана означает угасание 
личности. Такое представление не поддерживают тексты, а о его реальном значении,
 угасании стремления в этой жизни свидетельств предостаточно, на чем всегда 
настаивал Рис-Дэвидс. Часто встречается метафорическое обозначение стремления 
как огня и его длении как схватывания (применения горючего). Оно используется в 
«Сутте о топливе» (или схватывании):

В том, кто живет, обозревая удовольствие в вещах, способствующих схватыванию, 
возрастает стремление. Схватывание возникает от стремления, желание 
существовать — от схватывания, рождение — от желания существовать, а старость и 
смерть — от рождения. Печаль, жалобы, страдание, тоска и желание возрастают. 
Именно таков источник всего этого множества страданий.


Точно так, если в огромный костер, сжигающий десять, двадцать, тридцать, сорок 
порций вязанок хвороста, человек время от времени будет подбрасывать сено, 
кизяки и сухие дрова; именно так большой костер, снабжаемый этим топливом, 
будет гореть долгое время...


В том, кто живет, обозревая горе в вещах, способствующих схватыванию, 
прекращается стремление. С прекращением стремления прекращается схватывание, с 
прекращением схватывания прекращается желание существовать, с его прекращением 
прекращаются рождения, с их прекращением прекращаются старость и смерть. Печаль,
 жалобы, страдание, тоска и желание прекращаются. Именно таково прекращение 
всего этого множества страданий.


Подобно тому как, если в огромный костер, сжигающий десять, двадцать, тридцать, 
сорок порций вязанок хвороста, человек не будет время от времени подбрасывать 
сено, кизяки и сухие дрова, именно так большой костер потухнет, когда его 
первоначальное топливо сгорит, а больше в него не добавят.


Именно так, когда человек живет, обозревая горе в вещах, способствующих 
схватыванию, в нем прекращается стремление. С прекращением стремления 
прекращается схватывание... Именно таково прекращение всего этого множества 
страданий
.

Более сложный вопрос касается того, что случается в момент смерти с тем, кто 
достиг нирваны в этой жизни. Невозможно определенно указать на какое-нибудь 
место в Каноне и сказать: вот собственные слова Будды, однако мы находим там 
понимание этой доктрины учениками. Замечательная особенность фрагментов, 
собранных Ольденбергом, в том, что они показывают: самые важные утверждения 
даже в самом Каноне не представлены собственными словами. Будды, они даны как 
толкования учеников, которым, по-видимому, приходилось полагаться на свои 
умозаключения.
Отшельник Малункьяпутта, как там сказано, задал Будде ряд вопросов, и в том 
числе — существует ли Татхагата после смерти. Будда отказался сказать, 
существует ли он, не существует ли он, или же он существует и не существует, 
или же он не существует и не не существует после смерти.

И почему, Малункьяпутта, я не объяснил этого? Потому что это не ведет к 
преимуществу в благочестивой жизни, к отвращению, отсутствию страсти, 
прекращению, покою, проницательности, просветлению, нирване. Вот почему я не 
объяснил этого
[336]
.

Убеждение, что Господин не объяснял этого, проходит через все имеющие отношение 
к данной проблематике фрагменты, причем молчание Будды объясняется по-разному. 
Одна из интерпретаций содержится в диалоге, приписываемом монахине Кхеме и царю 
Пасенади. На все его вопросы она отвечает: «Господин не объяснял».

«Почему Господин не объяснял?» — «Позволь мне задать тебе вопрос, о царь, и 
ответь на него, как тебе подходит. Как ты думаешь, царь, есть ли у тебя 
счетовод, или бухгалтер или оценщик, который мог бы сосчитать песок в Ганге и 
сказать, сколько там песчинок, или сотен, тысяч, или сотен тысяч песчинок?» — 
«Нет, уважаемая». — «Есть ли у тебя счетовод, который может измерить воды 
океана и сказать, сколько там мер воды, или сотен, тысяч, или сотен тысяч мер?» 
— «Нет, уважаемая». — «А почему?» — «Уважаемая,