желает  мне зла. Я просил Шир-Баграма привести доказательства справедливости
его  заключения,  и  он  высказал, что  удостовериться в неискренности ампра
Хусайна очень легко, так как  если он ко мне самому расположен, то он должен
милостиво относиться и  к  служащим у  меня,  а потому посоветовал  написать
амиру  Хусайну  просьбу о  помиловании  от  его  имени  и  от  имени  других
военачальников, которые прежде служили у амира  Хусайна, а потом  перешли ко
мне; если  амир  Хусайн, прочтя их просьбу, отнесется к ним благосклонно, то
значит, он и ко мне расположен, если же не помилует всех обратившихся к нему
с  просьбой,  то  это  послужит  мне доказательством,  что амир Хусайн и мне
желает зла.  Шир-Баграм с  несколькими  военачальниками написали  упомянутую
просьбу и отправили по назначению. Амир Хусайн,  получив прошение,  разорвал
его и высказал при этом, что он не только не согласен простить просителям их
вину, но от души  был бы доволен, если бы ему удалось всех их убить. Услышав
об этом, я решился покончить с амиром Хусайном, и тотчас же послал Баграма с
Адиль-богадуром  в область Джилян, чтобы они  собрали там и  привели  ко мне
войско. Шир-Баграм собрал много людей и укрепился в  Сат-руни и Каите. В это
время  амир Хусайн стал  льстивыми обещаниями  склонять Шир-Баграма изменить
мне  и  вновь перейти  к  нему на службу. Это  удалось ему. Когда я узнал об
измене Шнр-Баграма, я написал ему письмо следующего содержания: "Презренный!
Ты сам поссорил  меня с  амиром Хусайном, ты  зажег огонь, от  которого  сам
сгоришь и будешь растоптан".  Так в конце концов и  случилось. После этого я
послал  к  Ходженту Аббас-богадура  и амира Джагу, но  они, видя,  что ссора
между  мною  и  амиром Хусайном не может окончиться  примирением,  за  благо
рассудили остаться там, и я об  этом узнал. В  это  время мне исполнилось 39
лет. Когда я двигался от Карши к Самарканду и сделал уже один  переход, амир
Сулейман  и Чадырчи бежали от меня и присоединились к  амиру Хусайну. Вскоре
умер амир Хызр Ясури. Тогда Али Дарвиш, Ильяс- Ходжа, Махмуд бежали от амира
Хусайна и присоединились ко  мне. В то же время  возвратились  из Ходжента и
пришли тоже  ко мне  амиры  Джагу, Аббас  и  Баграм  Джаллаир.  Я  прибыл  в
Самарканд. Жители этого города  обратились  ко мне  с просьбой,  чтобы я, по
своему  усмотрению,  поставил   им  правителя.  Я  назначил  для  этой  цели
Кара-Хинду.  Когда я  ушел  из Самарканда,  я  узнал,  что поставленный мною
правитель, индиец душой, мне изменил и перешел на сторону  амира Хусайна.  В
это  время  я был огорчен печальным  известием: моя жена Альджой Туркан-Ага,
сестра  амира Хусайна,  скончалась.  Я вспомнил при  этом стих  Корана: "Те,
которых постигнет какое-либо бедствие, говорят: "мы во власти Бога, и к нему
возвратимся". Амир  Хусайн,  услышав о смерти  своей сестры, тоже был  очень
огорчен. Со смертью моей жены прекратилось и наше родство с ампром Хусайном:
между нами не осталось ничего,  кроме вражды и ненависти. Посоветовавшись со
своими  военачальниками,  я стал собирать  войско,  чтобы  напасть на  амира
Хусайна. Я  молился  Богу  со словами: "Он  лучший из защитников, и на  него
можно  полагаться". Выйдя из Карши, я прежде всего  послал амира Сайфиддинас
отрядом  вперед,  в  Джаганы,  чтобы  разведать  о намерениях амира Хусайна.
Вскоре я получил от  моего  посланного  письмо,  в котором  тот предупреждал
меня, что враг мой втайне делает приготовления к войне со мною, но действует
больше хитростью. Амир Сайфиддин советовал мне быть осторожным. Я двинулся в
город  Кахлака,  и в это время получил от амира Хусайна письмо, в котором он
высказывал желание заключить со мной  нерушимый союз, и не на словах только,
а вполне искренно.  При  этом амиры Ясура, которые опасались амира  Хусайна,
думая, что мы вскоре примиримся, задумали бежать. Узнав об этом,  я разорвал
в их присутствии письмо амира Хусайна и убедил всех военачальников моих, что
дело между нами может быть решено только мечом. Это мое решение произвело на
всех  весьма отрадное  впечатление.  Амир  Хусайн, узнав, что я  не  намерен
помириться с ним, отступил. Я возвратился в Карши.

     Через несколько дней амир Хусайн, выслав вперед Шир-Баграма, двинулся с
целью победить нас хитростью и, придя  в Уч-Ганы, остановился. Я находился в
Хырасе. В это время ко мне явился казначей амира Хызра и доставил мне Коран,
на  котором, по его  словам, амир  Хусайн дал клятву, что  никогда не  будет
враждовать  со мной и что если он еще позволит  себе что-либо предпринять во
вред мне, то пусть он будет моим пленником. При этом посол добавил, что амир
Хусайн  желал бы принесенную  им клятву повторить, для  вящего убеждения,  в
моем присутствии, а потому и просит меня прийти для свидания с ним в долину,
принадлежащую  Кичик-беку.  Между  тем  в  назначенном  для  предполагаемого
свидания месте  амир Хусайн  озаботился приготовить два отряда войск,  чтобы
взять меня  в  плен,  если  я  туда  приду.  Я  догадался, что  и  клятва  и
приглашение-- не больше как  хитрость со стороны моего врага; поэтому, чтобы
не  дать  возможности  амиру Хусайну восторжествовать надо  мною посредством
предательства, я,  со  своей стороны,  тоже расставил в  разных местах степи
отряды своих  богадуров. Между тем от амира Хусайна пришло известие,  что он
выступает  в долину  без  войска,  в  сопровождении лишь  свиты в числе  100
всадников и что  меня  он просит довериться ему  и  также идти в  долину без
войска. В  средине долины, писал амир  Хусайн,  есть  хорошее  место, мы там
встретимся. Зная о хитрости амира Хусайна, я выступил в долину  с тремястами
всадников, а амир Хусайн взял  с собой  до тысячи всадников. Издали  заметив
двигавшегося   ко  мне  навстречу  амира   Хусайна,   я  остановился.  Тайно
поставленные амиром Хусайном военачальники и отряды  напали на меня; скрытые
мной  для  моей защиты  воины явились с двух сторон и начали  сражение. Удар
моих  богадуров был так  силен,  что войско  амира  Хусайна не  выдержало  и
первого  натиска моих  воинов и в страхе обратилось в  бегство. Мои богадуры