войск под начальством Тимур-Ходжи Углана, Аббас-Богадура и Чадырчи Богадура,
которым я приказал возможно скорей напасть на  войско Чете. За первыми тремя
отрядами я отправил еще два, под начальством Дауд-Ходжи и Инду-Шаха, которым
приказал  составить  резерв  для передовых  отрядов.  Эти  два  отряда скоро
догнали  передовых, но  те, своим  малодушием,  уничтожили  и в двух  задних
отрядах всякую уверенность в победе и потому Дауд-Ходжа и Инду-Шах повернули
назад.  Я  вскоре узнал о  случившемся. Бежавшие  военачальники и  сами были
смущены   своим   поступком.   По   дороге   они   встретили  только   Кепек
Тимур-богадура,  главного военачальника  Чете, дрались с ним, бежали  и,  по
одиночке,  возвратились  ко  мне.  Собрав  рассеянные  войска, я двинулся  с
находившимися при мне отрядами в сторону Балха и остановился на  берегу реки
Аму.  В  этом месте  ко  мне присоеднилось много народу.  Кепек-хан, Туман и
Ильчп-Бугай Сальдур с большим  войском пришли ко мне.  Мы получили известие,
что войска  Чете осадили и разграбили несколько городов. Встревоженный этим,
я переправился через Аму-Дарью. В  это  время из Самарканда нам  дали знать,
что туда пришли враги.  Жители, по  имея крепости,  баррикадировали улицы  и
рассчитывали, что я  с войском приду к ним на выручку. Я немедленно двинулся
к Самарканду с тысячей всадников.

     По  дороге  до   нас  дошли  еще  более  печальные  вести:  в  запертом
неприятельским войском городе Самарканде был жестокий холод и свирепствовала
моровая  язва. Я  пошел скорее  и  нашел  жителей  в ужасном положении: я не
обратил внимания на Самарканд, а оставив для  военных действий у  Самарканда
амира  Джагу, амира Сайфуддина, Ак-Буга, Ильчи-богадура,  сам  отправился  в
сторону  Баклана. Когда я пришел  в область  Баклан,  ко  мне явился и  ампр
Хусайн. Выступив из Баклана,  я  перешел в Карши, чтобы провести там зиму. Я
распустил  все  свое  войско  и  приказал воинам  вновь  собраться  ко мне к
празднику Науруз, весной.

     В это  время мне исполнилось 38  лет. Город Карши также назывался Кепек
хан магмурасы; я  приказал сделать вокруг  города крепостную стену и украсил
внутренность  города  многими зданиями. Наступила  весна.  По  совету  амира
Хусайна я отправился к Самарканду. Вблизи города  мы разбили  палатки свои и
расположились лагерем.

     Амир  Хусайн находился при мне,  по втайне он завидовал моим успехам на
войне  и  потому, когда я  собирался идти на  Самарканд, амир Хуайн  вздумал
требовать отчета  от моих  амиров, хотя они  все доходы тратили  на  войско.
Такой поступок амира Хусайна до такой степени возмутил меня, что я хотел его
убить, но в это время мне пришел на память стих Корана:

     "Рай приготовлен тем,  которые укрощают гнев и прощают людям. Бог любит
благотворительных", и я отказался от своего намерения. Я послал письмо амиру
Хусайну и высказал ему, что не нахожу ничего предосудительного с его стороны
в том,  что  он добивается  получения  братской  доли,  и  послал ему  много
верблюдов и  лошадей.  Сестра  амира  Хусайна,  Альджой  Туркан-ага, послала
своему брату в подарок  много скота, имущества и драгоценостей;  амир Хусайн
все это взял с  жадностью. Я послал  ему  много денег, он получил их, по  не
зная  предела своим желаниям, он все был недоволен тем, что имеет.  За такую
жадность и скупость мои военачальники возненавидели амира Хусайна.

     Когда  войска  Чете  нападали  на  города,  военачальникам  приходилось
производить расходы на приведение крепостей в оборонительное положение. Амир
Хусайн, из скупости, несправедливо обвинил нескольких военачальников, но эти
военачальники в  доказательство своей правоты представили ему  мой приказ  о
возведении укреплений. Вообще во время этой неурядицы амир Хусайн из корысти
притеснял  многих  жителей  Самарканда.  За  такие  действия  амира  Хусайна
население Самарканда было им крайне  недовольно, и хотя я не нарушал  правил
дружбы  к родственникам, жители старались  настроить меня против него. В это
время  враги  амира   Хусайна  возбудили  против  него   некоторых  из   его
приближенных и направили их ко мне.

     Я  несколько  раз  приказывал   им  возвратиться  к   амиру  Хусайну  и
повиноваться ему,  но они меня не послушались. Тогда я сообщил об этом амиру
Хусайну  и  просил его  простить вину этим изменникам и взять их  к себе, но
амир Хусайн  не согласился на мое предложение.  После этого  амир Муса и Али
Дарвиш-Джалаир, зять,  но враг амира Хусайна, утвердили во мне вражду к нему
и  написали мне  письмо,  что  они  намереваются  убить  амира  Хусайна. Мои
недоброжелатели,  желая  повредить  мне,  написали амиру  Хусайну  подложное
письмо от имени моей жены, в котором сообщали, что будто бы я замышлял убить
амира Хусайна. Он прислал мне  это письмо, и я ему тотчас  же дал знать, что
письмо  подложно. Кроме того, желая еще более  доказать амиру Хусайну, что я
не желаю ему зла, я послал к нему амира Мусу и  Али Дарвиша, но они с дороги
бежали в сторону Ходжента. Казалось  бы, что самое бегство  этих  двух людей
должно было бы окончательно убедить амира  Хусайна в подложности присланного
ему от имени  моей  жены письма, но  амир Хусайн и  этому доказательству  не
придал значения, и я окончательно убедился, что он  против меня восстановлен
и желает  мне зла. Продолжая относиться к  амиру Хусайну дружески, я спросил
Шир-Баграма,  как  он  понимает  отношение  ко  мне  амира  Хусайна,  и  тот
откровенно ответил,  что нс  подлежит сомнению,  что амир Хусайн из  зависти