стало быть, вестфальцы, в синих без ментика — прусские гусары, в красном 
одеянье — при красных же вальтрапах — саксонские легкоконные принца Альбрехта, 
а в желтых-то доломанах и не признаю кто, должно быть, французские гусары из 
бригады Жакино. Только эти откуда здесь взялись, они вроде бы при Мюрате были...


— Так что станем делать, Аким Акимович? — спросил Давыдов.

— Да уж вижу, вижу по глазам твоим блескучим, подполковник, что тебе ох как 
хочется пощипать сию важную птицу, благо к тому добрый случай представляется. 
Ну что ж, бери три сотни моих залетных, да и вдарь по этой нарядной кавалькаде.

Наши разъездные, маячившие впереди, отвлекли внимание неприятеля, который, судя 
по всему, совершенно не ожидал засады. Когда по знаку Давыдова спешенные казаки,
 скрытно изготовившиеся по обе стороны дороги, дружно и плотно ударили из 
карабинов, а потом, вскочив на коней, с гиканьем и свистом устремились на врага 
из-за кустистых орешниковых зарослей, отряд оказался в положении куда как 
незавидном. Более-менее стойкое, хотя и беспорядочное сопротивление оказал 
только эскадрон польских улан, положенный тут же на месте круто разозлившимися 
казаками. Пышно разодетая свита, помятая и потрепанная ярым напором, вела себя 
более покладисто. Лишь несколько офицеров обреченно отмахивались саблями и 
палили из пистолетов, их скоро утихомирили. Остальные же дружно закричали: 
«Пардон!» — и начали бросать оружие.

В горячке боя перед глазами Дениса Давыдова мелькнуло на мгновение узкое и 
тонкое лицо французского генерала, затянутого, как он успел заметить, в строгий 
и великолепный конно-егерский мундир. Что-то красиво-властное было в этом 
бледном и невозмутимом лице с жестко закушенными прямыми губами, без шляпы, с 
растрепанным и прилипшим к потному лбу белокурым локоном.

После завершения дела Давыдов более так и не увидит этого запомнившегося ему 
лица ни среди поверженных, ни среди пленных.

В числе немногих, кому удастся вырваться из лихой казачьей засады и спастись 
буквально чудом, будет и кавалерийский генерал Латур-Мобур. За беглецом кинется 
погоня, но чистокровный «араб» любимца Наполеона, стоивший целое состояние, в 
роковой для своего хозяина час оправдает себя и унесет его от преследования. 
Заслышав пальбу и почуяв неладное, помчится на рысях на выручку своего 
командующего дивизия Рожнецкого. Ее по взметнувшемуся до неба огромному облаку 
пыли заметят казаки погони и, махнув рукою на резво ретирующегося генерала, 
вернутся к месту боя, дабы упредить своих о движении крупных конных сил 
неприятеля...

Забрав пленных и наиболее ценные воинские трофеи, Давыдов с казаками опять 
примкнул к Карпову. Изрядно попылив, дивизия Рожнецкого так и не смогла настичь 
отходящий арьергард.

К ночи Денис был возле местечка Романово, подле которого встал на позиции со 
своими главными силами Платов.

Пленные, взятые смелым набегом Дениса Давыдова, оказались весьма разговорчивыми.
 Особенно саксонцы и пруссаки. Они с готовностью показали все, что ведали. А 
ведали они немало. От них стало известно, что король Иероним, получивший 
суровую выволочку от Наполеона за задержку, ныне спешит исправиться и во что бы 
то ни стало навалиться на Багратиона всеми немалыми силами. Свои действия он 
четко согласовывает с передвижениями корпуса Даву. Железное кольцо вокруг 2-й 
русской армии должно вот-вот сомкнуться... Участь Багратиона и его войск, по 
мнению французов, уже решена...

Сведения эти, спешно отправленные Платовым князю Петру Ивановичу в Слуцк, 
окажутся, как потом станет известно Денису Давыдову, столь обширными и важными, 
что Багратион, приняв их во внимание, сумеет принять незамедлительные и 
решительные меры к противодействию неприятельским планам. Мгновенно, как всегда,
 оценив обстановку, он даст приказ облегчить армию. Обозы, кроме самых 
необходимых, транспорты с ранеными и пленных отошлет к югу на Петриково с тем, 
чтобы там они могли переправиться через Припять и безопасно следовать к Мозырю. 
Сам же с армией Багратион стремительно двинется к Бобруйску в надежде опередить 
Даву, рвущегося из Минска, как теперь достоверно было известно, к Могилеву. А 
чтобы обезопасить свой тыл от ретивости вестфальского короля и выиграть хотя бы 
несколько переходов, снова поручит атаману Платову любою ценою держать Романово 
хотя бы до вечера 3 июля.

И снова Матвей Иванович блестяще выполнит поручение главнокомандующего. При 
Романове разгорится крупное дело. Неприятельский 1-й конно-егерский полк 
численностью до тысячи всадников, начавший сражение, дабы помешать казакам 
нарушить переправу через болотистую реку Морочь, будет опрокинут и уничтожен 
практически полностью.

Раздосадованный и без того Латур-Мобур кинет сюда всю кавалерию корпуса с 
конными батареями. Но перед самым носом неприятеля казаки успеют запалить мост.