вознесенные на остриях пик в нежно розовеющее небо плавно колыхались 
бело-малиновые флюгера.

Когда на ближних подступах к Миру, где-то у деревни Пясечно, польские уланы 
заприметили впереди казачью заставу, они немедля бросились в атаку. Казаки, 
изобразив великий испуг, кинулись от них прочь вдоль по дороге. Передовой 
неприятельский полк, увлеченный и разгоряченный погоней, с размаху проскочил 
Мир. И тут на дальней окраине перед ним как из-под земли выросли хоронившиеся 
до поры лихие сотни Сысоева. Резво развернув коней, обратилась лицом к 
неприятелю и только что стремительно отступавшая застава.

Все решила внезапность.

Казаки, действуя почти без выстрелов, ударили в дротики, а потом в сабли. Уланы 
были разом опрокинуты и смяты. Сеча была короткой и жестокой.

Оставшиеся в живых в ужасе покатились обратно и со всего гона врезались в свои 
идущие следом полки, вызвав в них великую сумятицу.

В это самое время Платов двинул к Миру свои основные силы, а оставленные в 
засадах отборные сотни ударили с флангов и тыла, накрепко затянув хитроумный 
атаманский «вентерь».

Атакованный с разных сторон неприятель был прижат к протекающей впереди Мира 
болотистой речке Уше. Польские кони вязли в зыбной трясине. Навалившиеся скопом 
казаки довершали славно начатое дело: разили и брали в плен заляпанных 
коричневой торфяной грязью и тиной улан.

Из тысячи трехсот недавно бравых всадников бригады Турно по узкой дороге через 
плотину удалось вырваться из «вентеря» лишь немногим. В том числе и их 
незадачливому командиру, у которого в сече был срублен эполет...

Отряд генерал-адъютанта Васильчикова, в который входили ахтырские гусары, 
подошел к Миру уже за полдень, когда лихой кавалерийский бой был давно завершен,
 и казаки, похоронив убитых и отстояв краткий молебен у походного алтаря, 
поминали своих упокоенных товарищей. Потери атамана по сравнению с 
неприятельскими были невелики: 23 рядовых казака и сотник.

Генерал Васильчиков со старшими офицерами только что прибывших полков, в числе 
которых был и Денис Давыдов, тотчас отправились к атаману, чтобы поздравить его 
со столь блистательной победой и скоординировать дальнейшие действия. Платова 
они нашли на выложенной серым гремливым булыжником центральной площади Мира 
возле костела, куда один за другим подтягивались казачьи полки и где толпились 
немногочисленные, собранные атамановым приказом местные жители.

Матвей Иванович собирался держать речь и потому в этот момент был особенно 
возбужден. Говорить речи перед войсками и населением было его давней слабостью.

Принимая приветствия и поздравления от приехавших, атаман довольно потирал руки 
и с хитроватою ухмылкою говорил:

— Да ведь могут мои казачки кое-чего... Не токмо по ведетам[34 - Вeдeты — 
ближайшие к неприятелю посты.] маячить да при армии прохлаждаться. Могут, 
сукины сыны!..

Увидев в кругу прибывших офицеров Дениса Давыдова, кивнул ему как старинному 
приятелю:

— Здравствуй, здравствуй, Давыдов! А мы тебя намедни добрым словом поминали с 
Мухановым, адъютантом князя. — И тут же опечаленно вздохнул: — Экая с ним 
незадача вышла. Мне бы, старому дураку, при себе его держать. А он к полку 
Сысоева сильно просился. Я и отпустил. Вот и налетел, буйная головушка, на 
уланскую пику. Бок ему поранили сильно, не знаю, выживет ли... Да и как перед 
Петром Иванычем теперь ответ держать? Не уберег я адъютанта...

— Жаль поручика, — искренне посочувствовал Денис. — И все же дело-то лихое было,
 Матвей Иванович. Тем более в самую годовщину полтавской виктории.

— Да ну? — удивился Платов. — А я, брат, совсем сие досточтимое событие за 
горячкою-то и запамятовал. Так это ж знамение нам, не иначе. Молодец, что 
надоумил! Об этом и в речи моей говорить надобно...

Слово атамана было встречено дружными криками «Ура!» и «Слава!».

— Однако ж, поликовали, и будет. Теперь самое время помыслить, как далее жить 
станем, — озабоченным голосом сказал Матвей Иванович, хотя лицо его сияло 
довольством и радостью, когда он возвратился в круг генералов и офицеров. 
Доподлинно зная от пленных, кто и в каких силах против него наступает, он 
задумался на миг и продолжил: — Как я полагаю, неприятель нам своего поражения 
не простит ни в коем разе. Особливо генерал Рожнецкий, который за бригаду Турно,