— Ну да ладно, подполковник, — вздохнув о чем-то своем, как всегда, разом 
переменил разговор Багратион, — переправляй свои эскадроны. Рад душевно, что 
так вот накоротке свидеться с тобой довелось. Готовься к жаркому делу. Но об 
одном прошу — попусту голову свою в пекло не суй. Такое за тобой водилось... 
Вот так... Дай-ка обниму тебя напоследок. Все под богом ходим...



Переправа 2-й армии завершалась.

Войска в большинстве своем, в том числе и ахтырские гусары, были уже на 
противоположном берегу.

Князь Багратион сосредоточивал силы к решительному удару. Атаман Платов, бывший 
с казачьим корпусом верстах в пятнадцати от Николаева, по донесенью его, 
миновав Лиду, дважды сшибался с французами, взял пленных. Они показали, что 
принадлежат к корпусу Даву, составленному из шести дивизий. Это 60 тысяч штыков 
и сабель. И, считай, на 15 тысяч превосходства надо всею 2-ю армией Багратиона.

Однако князь Петр Иванович склонен был атаковать самого грозного из маршалов 
Бонапарта и ничуть не сомневался в успехе.

Но вдруг обстоятельства круто переменились.

Переправа уже подходила к концу, когда пришло совершенно неожиданное для 
Багратиона известие о том, что французы большими силами во главе с братом 
Наполеона, королем Вестфальским Иеронимом, которого русский служилый люд будет 
вскорости называть «королем Еремой», появились у него в тылу со стороны Гродны. 
Они заняли Слоним и только недавно оставленную им Зельву, а неприятельская 
кавалерия уже замечена верстах в двадцати к северо-западу от Николаева.

Князь Петр Иванович с тоской понял, что его армию враг зажимает в стальные 
клещи. Атаковать корпус Даву теперь не имело смысла, ибо тут же он мог получить 
удар в спину. Пока не поздно, надобно было вырываться.

В случае смертельной опасности Багратион, как всегда, умел подчинить свой 
пылкий, вулканический темперамент трезвому и холодному рассудку опытного 
полководца. Мгновенно оценив обстановку, он отдал приказ войскам спешно 
переправляться обратно, чтобы стремительно идти на Кореличи и Новый Свержень. 
Князь еще не терял надежды обогнать Даву и ранее его достичь Минска.

Земля гудела от конских копыт и солдатских сапог...

Багратион предписал Платову соединиться с блуждавшим где-то поблизости, 
отрезанным с самого начала кампании от 1-й армии 4-тысячным отрядом генерала 
Дорохова и беспрестанно тревожить правый фланг Даву, дабы во что бы то ни стало 
замедлить его движение.

23 июня поутру 2-я армия достигла Кореличей.

Князь Петр Иванович, всю ночь проведший в седле, так и не дал себе роздыха. Он 
сидел в чистой просторной горнице зажиточного купеческого дома и, морща лоб, 
своим быстрым, как бы летящим по наклону ввысь малоразборчивым почерком 
набрасывал текст приказа по войскам. В правом углу над столом, за которым писал 
князь, тускло поблескивал иконостас и испуганно вздрагивали огоньки 
разноцветных лампад.

Здесь же, в горнице, тихо шуршал картами его начальник штаба аккуратный и 
педантичный граф Эммануил Францевич Сен-При, француз-роялист, непримиримый враг 
Бонапарта.

Предвидя первое серьезное столкновение с неприятелем, Багратион считал своим 
долгом приободрить ведомые им войска, изрядно уставшие в беспрерывных маршах:

«Г.г. начальникам войск вселить в солдат, что все войски неприятельские не 
иначе что, как сволочь со всего света, мы же русские и единоверные. Они храбро 
драться не могут, особливо же боятся нашего штыка. Наступай на него! Пуля мимо. 
Подойди к нему — он побежит. Пехота коли, кавалерия руби и топчи!»

Зная, что теперь дело вполне может обернуться и окружением его армии, Багратион 
решил напомнить своим солдатам прошлые баталии, когда войска под его началом 
доблестно пробивались сквозь все неприятельские заслоны:

«Тридцать лет моей службы и тридцать лет, как я врагов побеждаю через вашу 
храбрость! Я всегда с вами и вы со мной...»

Дописав последнюю фразу, Багратион поставил твердую решительную точку. Будто 
гвоздь вбил. Круто обернулся к Сен-При: