маловразумительными, да и поступали они обычно с великим опозданием, поскольку 
от главной квартиры главнокомандующего в Гельсингфорсе до действующего 
авангарда было не менее 600 заснеженных верст.

Посему генерал Раевский и Кульнев вынуждены были полагаться на свой страх и 
риск, выполняя основное предписание Буксгевдена — теснить шведов возможно далее,
 к Улеаборгу. Что должно последовать за этим, никому покуда ясно не было.

Весь март кульневский отряд, усиленный Раевским двумя батальонами пехоты, пятью 
пушками и двумя казачьими сотнями, находился в беспрестанных стычках с 
неприятелем.

Чтобы облегчить авангарду, им ведомому, продвижение и маневр, Яков Петрович 
поставил своих пеших стрелков на лыжи, а орудия — на сани. Его ждали в одном 
месте, а он победоносно являлся в другом. А потом снова: марш — удар — 
виктория!..

Денис Давыдов неотлучно находился при Кульневе. Их задушевная дружба еще более 
крепла и закалялась.

После Давыдов с гордостью напишет об этом: «...Мы были неразлучны: жили всегда 
вместе, как случалось, то в одной горнице, то в одном балагане, то у одного 
куреня под крышею неба, ели из одного котла, пили из одной фляжки. Вот каковы 
были наши взаимные отношения».

В этом тяжелейшем походе перед Денисом все полнее раскрывались незаурядные 
качества его старшего друга и командира. Неустрашимый и неудержимый в бою, он 
всегда был милостив и отзывчив к поверженному противнику. Молва о его 
великодушии и благородстве разносилась по всей Финляндии. Уважение со стороны 
противника к нему дойдет до того, что шведский король тридцатилетний Густав IV 
Адольф особым приказом строго-настрого запретит своим солдатам стрелять в 
Кульнева...

Поистине безграничною и в прямом смысле неусыпною была забота Якова Петровича о 
своих подчиненных. Никому, в том числе и Давыдову, было неведомо, когда он спит,
 и спит ли вообще во время похода. Кульнев всегда самолично расставлял и 
проверял посты, и опять же самолично надзирал за неприятелем. «Я не сплю и не 
отдыхаю, чтобы армия спала и отдыхала», — не раз говорил он Давыдову. Только 
поистине богатырское здоровье позволяло ему выдерживать такую нечеловеческую 
нагрузку. Правда, на облике его она сказывалась: худ Яков Петрович становился 
до невозможности, его и без того глубоко упрятанные в кустистые брови глаза 
западали совершенно, а пышную шевелюру все приметнее оплетали суровые нити 
ранней седины...

1апреля 1808 года Кульнев со своим отрядом после фланговых поисков снова круто 
повернул на север и двинулся в сторону Улеаборга.

У деревни Калайоки он с ходу сшибся со шведским арьергардом. На этот раз 
неприятель не поспешил, как обычно, к ретираде, а выказал немалое упорство.

— Не иначе как чуют шведы у себя за спиною крупные силы, — сказал после боя 
Кульнев разгоряченному атакой Давыдову. — Вишь, до штыков дело дошло. Держались 
примерно. В сем виде оружия русскому напору изо всех неприятелей, мною виденных,
 противостоять достойно могут разве лишь шведы.

Не давая противнику передышки, снова устремились вперед. Кульнев вел свой отряд 
с особою осторожностью.

Через три дня, обнаружив значительное скопление неприятельских войск у 
прибрежного селения Пихайоки, он решил, как и прежде, воспользоваться 
внезапностью и атаковать врага разом с двух сторон, потемну, за два часа до 
рассвета. Пехоту и артиллерию Кульнев двинул через лес большою дорогой, а два 
эскадрона гродненских гусар и две сотни казаков под командою лихого майора 
Силина пустил в обход по льду Ботнического залива.

Расчет целиком оправдал себя. Шведы, неожиданно пробужденные пальбою, гремящей 
с разных сторон, переполошились и сами выкатились под русскую картечь. Кульнев, 
на этот раз взяв начальство над стрелками и артиллерией, столь славно повел 
дело, что к рассвету занял неприятельский лагерь, захватив пушки, все огневые 
припасы и большое количество пленных. В беспорядке ушли из-под огня только 
ниландские драгуны, устремившиеся к берегу. Но там, на льду залива, их 
встретили казаки и гусары майора Силина.

Кульнев, кликнув за собою Давыдова, погнал своего тяжелого коня туда, чтобы 
увидеть полное завершение дела.

Когда они вымахнули на пологий, густо усеянный припорошенными снегом валунами 
берег, то на льду горячая кавалерийская схватка уже была решена. В яростной 
атаке гусары и казаки опрокинули ниландских драгун. Лишь в одном месте 
неподалеку шведы еще отбивались, круто зажатые в сабельное кольцо.